Вильямс изобразил кривую улыбку.

     - Дела достаточно плохи и без того, мадам. Я полагаю, что этот случай

должен быть записан в корабельный журнал, но вовсе незачем,  чтобы  о  нем

узнала вся команда.

     - О да, - выдохнула Глассгольд. Она схватила Вильямса за руку.

     Реймон открыл рот.

     - Вы подчиняетесь мне, констебль, - опередила  его  Линдгрен.  -  Вы,

конечно, можете подать апелляцию капитану.

     - Нет, мадам, - ответил Реймон.

     - Хорошо. - Линдгрен  откинулась  назад.  Ее  лицо  смягчилось.  -  Я

приказываю, чтобы все обвинения по данному  случаю  с  обеих  сторон  были

сняты - или, вернее, просто не регистрировались. Это не войдет ни в  какие

записи. Давайте обсудим проблему  просто  как  люди,  которые,  я  бы  так

выразилась, все в одной лодке.

     - Он тоже? - Вильямс указал в сторону Реймона.

     - У нас должны быть порядок и  дисциплина,  вы  же  знаете,  -  мягко

сказала Линдгрен. -  Иначе  нам  не  выжить.  Возможно,  констебль  Реймон

переусердствовал. А, возможно, и нет.  В  любом  случае,  он  единственный

представитель правопорядка, единственный полицейский и военный специалист,

который у нас есть. Если вы расходитесь с  ним  во  мнениях...  для  этого

здесь я. Успокойтесь. Я пошлю за кофе.

     - С позволения первого помощника, - сказал Реймон, - я бы хотел уйти.

     - Нет, нам еще есть что вам сказать, - резко бросила Глассгольд.

     Реймон  продолжал  смотреть  в  глаза  Линдгрен.  Между  ними  словно

проскакивали искры.

     - Как вы пояснили, мадам, - сказал он, - моя работа - блюсти закон на

корабле. Не больше  и  не  меньше.  Этот  разговор  превратился  в  личную

доверительную беседу. Я уверен, что леди и  джентльмен  будут  чувствовать

себя лучше, если я уйду.

     - Думаю, вы правы, констебль, - кивнула она. - Вы свободны.

     Он встал,  отдал  честь  и  вышел.  Поднимаясь  наверх,  он  встретил

Фрайвальда, который приветствовал его. Реймон  поддерживал  некое  подобие

сердечности со своими дружинниками.

     Он вошел к себе в каюту. Кровати были опущены  и  соединены  в  одну.

Чи-Юэнь сидела  на  кровати.  На  ней  был  светлый,  украшенный  оборками

пеньюар, который делал ее похожей на девочку - маленькую и печальную.

     - Привет, - сказала она без выражения.  -  В  твоем  лице  буря.  Что

случилось?

     Реймон сел с ней рядом и все рассказал.

     - Ну и что, - сказала она, - ты очень их винишь?

     - Нет. Думаю, нет. Хотя... не знаю. Предполагалось, что эта  толпа  -

лучшее,  что  могла  собрать   Земля.   Интеллект,   образование,   личная

стабильность, здоровье, самоотдача. И они знали, что никогда  не  вернутся

на родину. В лучшем случае, они вернулись бы домой, постаревшие на большую

часть века.