Доктор с одним из рабочих натягивали белый тент над санитарной палаткой.

– Такой жары ещё не было, – сказал доктор, поднимая залитое потом лицо. – Пью и потею, потею и пью.

– Как сегодня ваш пациент? – спросил Озеров.

– Одной ногой он уже там… – на подвижном лице доктора появилась выразительная гримаса. – Второго шага не даю ему сделать уколами. Но это вопрос часов.

– Отчего, по‑вашему, он умирает?

Доктор снял шляпу и вытер платком мокрую лысину.

– Я мог бы оглушить вас десятком диагнозов, среди которых на первом месте стоят старость и общее истощение, но… – он запнулся.

– Но… – повторил Озеров. Доктор смущённо засопел.

– Я не могу сделать необходимых анализов; это только предположение, может быть чересчур смелое. По‑моему, он умирает от лучевой болезни.

Озеров и Батсур переглянулись.

Тихий стон донёсся из палатки. Доктор поднял марлевую завесу и шагнул в тёмный прямоугольник дверей. Озеров и Батсур вошли следом за ним.

Старик лежал неподвижно. Он был настолько худ, что очертания костей проступали сквозь тонкую ткань простыни. Казалось, на койке лежит скелет. Глаза старика были закрыты, но губы тихо шевелились. Доктор взял безжизненную руку, нащупал пульс. Озеров и Батсур склонились к самому лицу больного, стараясь разобрать, что шепчут бескровные губы.

– Кажется, он зовёт кого‑то? – тихо спросил Озеров, взглянув на Батсура.

– Тс, – прошептал молодой монгол. – Вероятно, это имя мальчика. А что, если попробовать?..

– Цамбын! – снова прошептал старик.

Батсур мягко, но решительно отстранил доктора и Аркадия от постели больного, стал на колени и положил руки на грудь старика.

– Я – Цамбын, – тихо, но внятно сказал он по‑монгольски. – Я вернулся к тебе. Ты слышишь меня?

Что‑то похожее на улыбку скользнуло по лицу старика.

– Ты жив… Громовые духи не убили тебя, мальчик?.. Ты спустился в пасть Гремящей расщелины и вернулся невредимым… Теперь я умру спокойно… Нашёл ты священные блестящие плиты громовых духов?..

– Да… – ответил Батсур.

– Никому не говори о них, мальчик. Сохрани старую тайну Гоби от назойливых людей. Если узнают о тайне Гремящей расщелины, большие несчастия обрушатся на Гоби… Укрой то, что ты нашёл. Иди в пещеры Атас‑Ула… В подземном храме положи свою добычу у ног статуи Великого Ламы. Возле той блестящей плиты… Помнишь? На стене храма сделай надпись… Ты повторил подвиг. Пусть сохранится память… среди избранных… Я ухожу… Ты займёшь моё место… Пройдёт пять зим, и ты в день пляски громовых духов… Ты должен…

Голос старика звучал все тише и наконец умолк. Некоторое время губы ещё продолжали беззвучно шевелиться. Потом они дрогнули. Высохшее тело чуть шевельнулось и замерло.

Батсур прерывисто вздохнул и поднялся с колен.

Доктор подошёл, склонился над постелью.

– Все, – произнёс он, выпрямляясь. – Вы поняли, о чём он бредил?

– Я понял слова, но не уловил смысла, – ответил Батсур. – А ты, Аркадий?

– Я понял не все слова, но, кажется, уловил в них смысл. Что такое Атас‑Ула?

– Это скалистый массив в южной части Заалтайской Гоби, километрах в двухстах к юго‑востоку отсюда. Он почти не исследован.

– Придётся заглянуть туда, – твёрдо сказал Озеров. – Если не все слышанное нами было бредом, может быть, в Атас‑Ула мы найдём ключ к этой цепи тайн. Иначе придётся ждать пять лет – целых пять лет, Батсур.