Я по‐прежнему сильно нервничал, поэтому в уме смешивал два языка, даже путался в них: with a vengeance значило у меня сейчас не то же, что слово vengeance значит по‐английски, это следовало понимать примерно так: “от души, с лихвой, как следует”. Магдалена Оруэ наверняка будет действовать очень хладнокровно и, скорее всего, в нашу следующую любовную встречу отплатит мне той же монетой. А сейчас она ведет себя как дуэлянт, за которым оставалось право на выстрел.
В понедельник 4 июля ситуация переменилась. Я вышел из дому рано, а когда вернулся после занятий с близнецами, нашел на автоответчике четыре послания – три от Тупры и один от Перес Нуикс (Мачимбаррена до разговоров со мной не снисходил). Тупра говорил решительно:
Жду известия с субботы, ничего про тебя не знаю. Ответь сразу же. Несколько человек тоже с нетерпением ждут новостей.
Второе было более резким:
По-прежнему жду. Том, не заставляй меня терять столько времени.
Третье совсем коротким:
Позвони мне. Позвони мне.
Послание от Патриции было более длинным:
Почему молчишь? Что случилось? Ничего не вышло или ты спасовал?
Заканчивала она так:
Берти уже дымится. Не дожидайся, пока он запылает. Это будет плохо для всех.
Она была совершенно права. Изрыгающий пламя Тупра – дело опасное, он мог впасть в ярость всего на миг и за этот миг принять опрометчивые решения, от которых потом, когда у него наступит просветление, ни за что не откажется.
Поэтому я снял трубку, набрал номер его телефона и как можно развязнее (но он тотчас заметил, что развязность моя была напускной) сказал:
– Что случилось, Берти? Что за срочность? Чего ты названиваешь? Думаю, ты уже обо всем догадался и лишние объяснению тут ни к чему.
– Ты совсем идиот или как? Ты превратился в настоящего ублюдка, каким никогда раньше не был. – Он и вправду дымился. По-английски назвал меня moron. – Мы договорились, что ты мне позвонишь, и ты обязан был позвонить. Да, разумеется, я уже обо всем догадался. Но хочу услышать отчет от тебя самого. Что‐то пошло не так или ты сам пошел не туда?
Я не собирался изобретать дурацкие оправдания, не собирался врать, прятаться в кусты и слезно просить, чтобы он дал мне новый срок или еще один шанс.
– Да, я сам пошел не туда. Вернее, просто не смог, честно скажу, что в самый последний миг не смог. Я почти довел дело до конца. Без всяких проблем. Но в последний миг раздумал. Понимаешь, у меня еще остались сомнения. В отличие от тебя. И больше мне нечего сказать.
– Ах, ты раздумал… – Он повторил мои слова спокойно, но на самом деле они его взбесили или окончательно вывели из себя.
– Если тем самым я подтолкну ее к войне с нами, мне будет жаль. Посмотрим.
Нет, лучше быть в могиле с тем, кому
Мы дали мир для нашего покоя,
Чем эти истязания души…
Я был уверен, что даже в гневе он узнает цитату из “Макбета”. Тупра знал его наизусть, как любой образованный убийца. Он совершил больше убийств, чем я, и это его не тяготило: издержки профессии – вот и все. Он воспитывался в окружении гангстеров, братьев Крэй, а я нет, я провел детство и юность в спокойном и цивилизованном районе Чамбери.
– Только вот они ведут войну не только против нас, Невинсон. Это война против любого человека. Против матери с детьми, гуляющей в парке, против старика, идущего с палочкой по улице. И ты не помешал им вести эту войну. Да, и против нас тоже… Но мы‐то умеем защитить себя. А обычные люди – нет, Невинсон, они не умеют.
Меня удивило, что он заговорил с пафосом, даже опустился до демагогии. Но Тупра знал, что делает. И добился своего. Я не нашелся с ответом и лишь повторил:
– Посмотрим.
– Можешь не сомневаться. |