— Так сделайте ей приятное! — громче необходимого восклицаю я. — Представьте лишь на секунду, как она очнется и узнает о том, как вы спасли ее малыша… то есть вашего малыша, — поправляюсь я скоро, — думаю, она оценит этот ваш жест и простит…

«Что я несу?! — мысленно вопию я. — С каких пор Марк Штальбергер стал манипулировать людьми?!»

Но, если говорить по совести, манипулировать Маттиасом Вебером чрезвычайно легко, он словно создан для того, чтобы им манипулировали: буквально считываю любую его эмоцию, словно в открытой книге, как бы банально это ни звучало, и понимаю, что тот жаждет переложить решение проблемы на любого, кто только готов взять на себя такую ответственность.

А готов ли я сам, Марк, к такой ответственности? И с удивлением понимаю, что, да, готов…

— …то есть простит ваше прежнее недопонимание, — говорить о том, что я считаю Вебера виновником аварии, конечно же, не стоило, и потому спешу сгладить неловкость.

Мой собеседник впитывает каждое сказанное слово, подобно иссохшей в засуху земле. Мне кажется, я слышу даже, как маленькие винтики в его голове поскрипывают от натуги… Какое же решение он примет? Чьи желания поставит на первое место: свои или своей супруги?

Может от бессонницы, а может и вовсе от эмоционального стресса, только меня начинает неприятно подташнивать… Пора бы и в самом деле ехать домой.

— Если хотите, могу поддержать вас завтра во время беседы с доктором Хоффманном, — предлагаю вдруг Маттиасу Веберу. — Я студент-медик и немного понимаю в подобных вопросах, — явное преувеличение, но собеседник, к счастью, об этом не знает, — а Хоффманн, безусловно, станет давить на вас, настаивая на аборте… Так что если желаете…

Повисает вязкая, подобно растопленной карамели, пауза.

— Это было бы здорово, — кивает наконец мужчина. — Но вы действительно считаете, что эта беременность не повредит моей супруге?

Не знай я истинной подоплеки дела, действительно поверил бы в искренность и бескорыстность забота Вебера о своей второй половине, но в свете всего произошедшего, склонен предположить, что заботился тот лишь о собственном благополучии, которому этот еще нерожденный малыш является явной помехой. Он не хотел его, но боялся показаться жестоким и бесчувственным, если только решится признать это открыто…

— К сожалению, однозначного ответа на этот вопрос нет, герр Вебер, — отвечаю на его вопрос. — Мы можем только надеяться на лучшее… Готовы ли вы пойти на риск, вот в чем главный вопрос!

Весь облик Маттиаса Вебера — явное олицетворение простой истины о том, что риск — это именно то, что просто-напросто не заложено в его генетическом коде, и требовать от него идти против природы равносильно самоубийству… Вот только мне совсем не жаль его! Ни на единый грош… Потому что маленькие бледные женщины с задумчивыми глазами специально созданы для того, чтобы ради них рисковали!

5 глава

5 глава.

Вся моя напускная бравада испаряется по мере приближения к дому, адреналин, бурливший в крови еще менее получаса назад, застывает уродливыми наростами вины и недоумения, как застывает после извержения огненная лава… Когда же я робко переступаю порог родительского дома (почти ненавидя себя за свои крадущиеся шаги), то силы словно и вовсе оставляют меня…

«Право слово, будь мужчиной!» одергиваю самого себя и в тот же момент пугаюсь собственного отражения в большом, во весь рост зеркале: глаза покрасневшие и ввалившиеся, как у заправского зомби, хоть в кино снимай без грима, волосы стоят чуть ли не дыбом… Провожу по ним ладонью, улыбнувшись своему зеркальному двойнику.