Мама между тем качает головой, мол, и откуда ты у нас такой взялся, сердобольный ягненочек, и озвучивает это так:

— Если станешь растрачивать себя на каждого незнакомца, Марк, то долго в больнице не выдержишь, — снова касается моей щеки в ободряющем, как я догадываюсь, жесте, а потом добавляет: — И давай договоримся, никакие незнакомцы не должны вставать между тобой и нами, твоими родителями, хорошо? Мы и без того редко можем собраться вместе и потому воскресные завтраки я считаю почти что священными…

— Я помню об этом: своеобразная воскресная служба семейства Штальбергер…

Мама улыбается.

— Именно так, дорогой. А теперь иди и приведи себя в порядок!

— Есть, капитан! — салютую матери рукой, чмокаю ее в густо пахнущую духами щеку и быстро бегу наверх в свою комнату.

Там с разбегу падаю на кровать и почти блаженно вздыхаю — сил на то, чтобы принять душ нет абсолютно, и я засыпаю прямо так, даже не успев раздеться…

Когда открываю глаза, предзакатное солнце, неестественно желтое и почти болезненное, ярко светит в эркерное окно моей комнаты, — значит проспал я часов шесть, не меньше, решаю, находясь еще в том пограничном состоянии между сном и явью, когда ты словно и сам не знаешь, где и зачем оказался…

Рядом на кровати вибрирует телефон — Вероника. Тянусь было ответить, но передумываю: в голове стоит туман, не хочется усиливать неприятные ощущения разговором с подругой. Она, наверняка, в бешенстве… Я игнорировал ее целый день. Усмехаюсь и стягиваю с себя футболку — возможно горячий душ поможет привести голову в порядок.

А это бы не помешало: перед глазами явственно стоит бледное лицо той, что лежит сейчас на больничной койке с забинтованной головой… Это странно, по крайней мере мне кажется это странным, и эта странная странность меня тревожит. А потому я поспешно принимаю душ, борясь с желанием позвонить в больницу и навести справки о Ханне Вебер: вдруг свершилось чудо, и она пришла в себя — в конце концов сдаюсь и набираю номер Зюдклиники…

— Мы не даем никаких справок о пациентах по телефону, — сообщает мне женский голос на том конце провода. — Если вы ее родственник, то вам лучше приехать и поговорить с ее лечащим врачом лично.

Будто я и сам не знал, что именно так мне и ответят… Но, как говорится, попытка — не пытка; следовало отвлечься, и я решаю, что лучшим отвлечением в данном случае станет визит к бабушке… Я не видел ее с прошлой недели и именно сейчас нуждался в ней как никогда — по сути я всегда нуждаюсь в ней, когда на душе становилось особенно тяжело — да и стоило уйти из дома хотя бы для того, чтобы избежать столкновения с Вероникой, которая вполне могла заявиться сюда в поисках моей персоны. Видеть ее не хотелось… Стыдно признаться, но одного свадебного разговора с Вероникой мне было вполне достаточно на сегодня!

Итак, я вышел из дома незамеченным и отправился навестить свою бабушку…Оона жила в большом «жилом комплексе для пожилых людей»: что-то вроде общежития с медперсоналом и стойкой ресепшена, в котором ба поселилась четыре года назад. Здесь у нее была отдельная угловая квартирка с маленькой терраской и видом на городской парк, в котором по весне умопомрачительно благоухали магнолии. Здесь она чувствовала себя счастливой, но мне постоянно было немного стыдно за наш огромный дом, в котором для ба не нашлось места. И все из-за мамы — они никогда не могли найти с ней общего языка… А я был бы рад подобному соседству. Увы, увы…

— Ну и что это значит? — с порога произношу я, заглядывая в комнату старушки и наигранно хмуря брови.