Как я понимаю, Том, в связи с Фрэнком вам пришлось изрядно потратиться. Короче – примите, пожалуйста, от меня, я хочу сказать – от семьи, чек.
С этими словами она достала из кармана блузки сложенный листок.
Том развернул его. Чек был на двадцать тысяч долларов.
– Мои расходы были гораздо более скромными – это раз. И второе: знакомство с Фрэнком доставило мне удовольствие, – ответил с легким смехом Том.
– Тогда и вы доставьте удовольствие мне.
– Это слишком много, – настойчиво сказал он, но по тому, как она несколько раз безо всякой нужды отбросила со лба прядь волос, он понял, что ее желание искренне, и ему не захотелось ее обижать.
– Ну хорошо, спасибо, – сказал он, засовывая чек в карман.
– Ральф рассказал мне о событиях в Берлине. Вы рисковали ради Фрэнка жизнью.
Том пропустил ее слова мимо ушей и поинтересовался, не звонила ли утром Фрэнку Тереза.
– Кажется, нет, а что?
– Мне показалось, что он стал веселее, но, может, я ошибся.
Он и вправду не знал, что именно произошло с Фрэнком, видел лишь, что настрой у него изменился.
– О Фрэнке нельзя судить по его поведению, – сказала Лили.
Должны ли ее слова означать, что поступки Фрэнка часто не столько согласуются, сколько противоречат тому, что он чувствует? Очевидно, Лили была так рада освобождению Фрэнка, что все другое – в том числе его отношения с Терезой – отошло для нее на второй план.
– Сегодня к вечеру приедет мой друг Тэл Стивенс, и мне очень хочется вас с ним познакомить, – сказала Лили, когда они выходили из библиотеки. – Он – один из лучших юристов Джона, хотя на компанию никогда не работал и был личным консультантом мужа.
Том вспомнил: видимо, это тот самый, к которому, по словам Фрэнка, так благоволит его мать. Между тем Лили объяснила, что Тэл не может приехать раньше шести, в первой половине дня у него дела.
– Я подумываю об отъезде. Хочу пару дней еще побыть в Нью‑Йорке.
– Надеюсь, что сегодня, по крайней мере, вы не уедете? Знаете что – позвоните жене отсюда и все ей объясните. Фрэнк говорит, она у вас просто прелесть! А еще он рассказал мне о вашей оранжерее, и о двух картинах Дерватта у вас в гостиной, и о клавесине.
– Неужели? – Том подумал о том, как, наверное, странно звучали эти рассказы Фрэнка о нем, об Элоизе и клавесине здесь, где совсем иная шкала ценностей, иные реалии – вертолеты, лобстеры и чернокожие горничные с пышными именами вроде Евангелины. Сюрреализм полный! – С вашего разрешения, я действительно хотел бы позвонить.
– Будьте как дома, Том.
Из своей комнаты Том дозвонился до отеля «Челси», что в Манхэттене, и спросил, не найдется ли у них однокомнатного номера на одну ночь. Чей‑то приветливый голос ему ответил, что с помощью госпожи Ирландской Удачи номер ему обеспечат. Успокоенный, Том решил, что отправится, пожалуй, после ланча. Лили сказала, что к четырем хотели заглянули соседи по фамилии Хантер, они, мол, очень любят Фрэнка и хотели бы его проведать. Том подумал, что у Пирсонов наверняка найдется на чем его доставить в Бангор, откуда ему предстояло вылететь в Нью‑Йорк.
Мысль о лобстерах, судя по всему, пришла ему в голову не случайно – оказалось, что именно они были главным блюдом за ланчем. Перед этим Том и Фрэнк специально были откомандированы за ними в Кеннебанкпорт в пикапе, за рулем которого сидел Юджин. Городок неожиданно вызвал у Тома приступ настоящей ностальгии. Белые домики, маленькие лавчонки, свежий морской воздух, яркое солнце, шумные воробьи среди по‑летнему пышной зелени... Он с трудом сдержал слезы и подумал, что, быть может, совершил ошибку, уехав из Америки. Правда, он быстро справился со своей слабостью – такие мысли наводили тоску и внушали смутную тревогу. |