А за свитой – снова всадники в алой броне.
* * *
Толпа подалась назад, раздвинулась, избегая копыт и шипов на латах коней.
Осужденный, которого все еще крепко держали трое стражников, повернул голову.
Холодные глаза царя – цвет зимнего моря – встретились с серыми глазами осужденного.
– О великий Ашшур! – пробормотал мужчина с золотым браслетом, тот, что рассердил законника.
Ястребиный профиль юноши был – точь‑в‑точь – профиль Владыки Карнагрии.
Царь что‑то сказал.
Раздвинув конем толпу, один из приближенных, подъехал к законнику.
– В чем вина этого человека? – крикнул он с высоты седла.
– Воровство, убийство стражника! – просипел оробевший законник. – Царю угодно смягчить приговор?
Придворный молча повернул коня, вернулся к колеснице.
Голова в золотом, увенчанном короной шлеме, едва заметно качнулась.
Придворный вновь подъехал к законнику.
Толпа ждала, затаив дыхание.
– Пусть свершится правосудие! – торжественно произнес всадник. – Так сказал царь!
– Помилуй ты его – они орали бы так же! – заметил вождь соктов, повысив голос, чтобы перекрыть приветственные вопли народа. – А в мальчишке что‑то есть!
– Справедливость! – сурово произнес царь и тронул плечо возничего.
Колесница двинулась.
Но ни стражники, ни палач не приступили к делу, пока спины последних латников не скрылись за башней городского совета.
А тем временем человек с золотым браслетом на руке коснулся плеча законника.
– Справедливый! – негромко произнес он. – Нельзя ли немного повременить с этим?
Он указал на помост.
– Царь сказал: да свершится справедливость! – напыщенно отозвался законник.
– В отсутствие царя справедливость здесь – ты, – вкрадчиво заметил человек с браслетом. – Я – помощник Управителя Царского Гладиаторского Двора!
В глазах законника блеснуло понимание.
– Что ж, – важно сказал он. – Закон позволяет передавать преступников на Гладиаторский Двор! По воле царя! Сказано же: осужденный может быть отдан на галеры или использован иначе, чтоб смерть его послужила Карнагрии!
Остается один вопрос... – законник многозначительно взглянул на помощника Управителя. – Можешь ли ты, мой господин, выступать от имени царя?
– Не думаю, что это – вопрос, – отозвался его собеседник, коснувшись своего золотого браслета, а потом, как бы невзначай, положив на колено законника золотую монету. – Но поторопись, справедливый! Если ему отрубят кисть – придется повесить беднягу! Безрукие мне ни к чему!
Замечание поспело вовремя: рука осужденного уже была прижата к почерневшей, иссеченной ударами колоде.
– Стой! Остановить! – закричал законник.
Палач опустил меч, удивленно оглянулся.
Стражники отпустили приговоренного, и он выпрямился. Лицо по‑прежнему не выражало страха.
– Приведите его сюда! – приказал законник.
А когда это было сделано:
– Объявляю преступника царским рабом!
Толпа разочарованно вздохнула.
– Клеймить сейчас? – законник повернулся к помощнику Управителя.
– Да, сделай это! – кивнул тот.
– Палач! Царское клеймо!
Палач сходил к помосту и вернулся с молотком, склянкой и дощечкой шириной с ладонь, с одной стороны дощечки густо торчали иглы.
Палач приложил иглы к плечу осужденного, ударил молотком. Брызнула кровь. На худом лице юноши не дрогнул ни один мускул.
Тряпкой палач смахнул кровь, потом обмакнул лоскут в черную жидкость в склянке и прижал к окровавленному плечу. |