— Бесполезно, — зло ответил Делилонис. — Увещевания и призывы к совести здесь не помогут. Я семьсот лет с ней нянчусь. И знаешь, что самое неприятное? Он орать будет не на нее, а на нас.　

Бабушка перевернулась на спину, потянулась как кошка и, счастливо улыбаясь, погладила свой живот.　

Я плохо спала эту ночь. Лежала, смотрела в темноту и вспоминала, вспоминала… С этим местом у меня связано много и хороших воспоминаний. Пусть меня здесь и не любили, но все же, это был мой дом. А сейчас мне нужно уехать жить в другое, неизвестное мне место. Как там ко мне отнесутся? Что меня ждет? Было немного страшно.　

Дарилла, наконец, ушла ночевать в свою комнату. За моей спиной мерно дышал наагасах. Его хвост касался моих икр. Сам он старался лежать от меня подальше, чтобы во сне не наползти на мое больное тело. Но его хвост все равно пытается обвиться вокруг моих ног.　

Утро выдалось хлопотливым для всех, кроме меня. Вещи были собраны и упакованы еще с вечера. Сейчас сундуки выносили из комнат. Отец пришел лично попрощаться с наагасахом. Мне он, улыбаясь, посоветовал быть хорошей женой. Я не нашла в себе сил ему ответить. После него пришла мачеха. Бледная, с красными заплаканными глазами. Она попросила наагасаха ненадолго оставить нас наедине. Тот неохотно уступил. Она опустилась на колени перед кроватью и, взяв в ладони мою руку, посмотрела мне в глаза.　

— Я не имею права давать тебе советы, но все же, пожалуйста, выслушай то, что я тебе скажу, — тихо произнесла она. — Когда-то я поддалась своей гордыне. Никогда не поступай так, как я. Я не хотела, чтобы люди говорили о том, что я позабыла свою гордость и приняла оскорбление в виде тебя. Я отсекала эту привязанность к тебе. Никогда так не поступай. Любовь к мужчине не стоит этого.　

После этих слов она поцеловала меня в лоб и ушла, не прощаясь и не желая счастливого пути. Потом ко мне пришел странный посетитель. Этого человека я не смогла узнать с первого взгляда. В сопровождении наагасаха в комнату вошел парнишка лет тринадцати-четырнадцати. На нем были плотные зеленоватокоричневые штаны, такого же цвета куртка длиной до середины бедра, серая холщовая рубашка, крепкие кожаные сапоги, а на голове черного цвета картуз, из- под которого выбивались курчавые блондинистые волосы.　

Еще больше я удивилась, когда наагасах оставил нас вдвоем. Парнишка мне лукаво улыбнулся и хрипло спросил:　

— Не узнала?　

Я удивилась еще больше. Голос, пусть и слегка измененный, был узнаваем. Передо мной стояла Дарилла. Похоже, на моем лице отразилось все, о чем я думала, так как она, раскинув руки, покружилась на месте, показывая себя со всех сторон. Затем встала боком и многозначительно погладила себя по совершенно плоской груди. У нее там и раньше, в силу возраста, было не очень пышно, а сейчас и вообще нет никакого намека на скромное женское богатство.　

— Ну как тебе? — она сняла картуз и тряхнула короткими волосами.　

Волосы были безжалостно и не очень аккуратно обрезаны. С такой прической у нас бегали все деревенские мальчишки.　

— Что это? — наконец спросила я.　

Она тихо и очень счастливо рассмеялась и бросилась к кровати прямо на колени.　

— Маменька отпустила меня, — шепотом произнесла она.　

— Куда? — не понимала я.　

Глаза сестры были опьяняюще счастливыми.　

— Она отпустила меня посмотреть мир. Поездить по разным местам… — по ее глазам было видно, что она еще не могла прийти в себя от радости. — Я не ожидала, что она согласится. Но она разрешила. Сказала, что пусть хоть я проживу жизнь, так как хочу.　

Откуда-то из глубины поднялась удушающая волна счастья, словно это не Дарилла, а я исполняю свою мечту. На моем лице расползлась глупая счастливая улыбка.