Изменить размер шрифта - +
Если бы наша  жизнь  с  тобой  была  такой,  какой  ее
воображали все, - сплошным удовольствием, легкомыслием и  весельем,  я  не
мог бы сейчас припомнить ни одного момента. Лишь оттого, что в нашей жизни
было столько минут и дней трагических, горьких, предрекавших беду, столько
тягостных и гадких в своем однообразии сцен и непристойных  вспышек,  лишь
потому я так подробно вижу и слышу каждую сцену, лишь потому не вижу и  не
слышу почти ничего иного. Здесь человек живет  в  таких  мучениях,  что  я
вынужден вспоминать о нашей с тобой дружбе только как о прелюдии, звучащей
в том же ключе, что и те постоянные вариации мучительной тоски, которые  я
слышу в себе ежедневно; нет, более того, она  -  первопричина  всего,  как
будто вся моя жизнь, какой бы она ни казалась и мне самому  и  другим,  на
самом  деле  всегда  была  подлинною  Симфонией  Страдания,  движущейся  в
ритмической постепенности к разрешению  с  той  неизбежностью,  которая  в
искусстве присуща трактовке всех великих тем.
   Но, кажется, я говорил о том, как ты вел себя по отношению ко мне в  те
три дня, три года тому назад? Тогда, в Уэртинге, в одиночестве, я  пытался
окончить пьесу. Два раза ты ко мне приезжал - и наконец  уехал.  Вдруг  ты
явился в третий раз и привез с собой товарища, причем настаивал, чтобы  он
остановился у меня в доме. Я наотрез  отказался  и,  ты  должен  признать,
вполне обоснованно. Конечно, я вас принимал, - тут выхода не было, но не у
себя, не в своем доме. На следующий  день,  в  понедельник,  твой  товарищ
вернулся к своим профессиональным обязанностям, а ты остался  у  меня.  Но
тебе надоел Уэртинг и еще больше надоели, я уверен, мои бесплодные попытки
сосредоточить все мое внимание на пьесе -  единственном,  что  меня  тогда
интересовало,  -  и  ты  настаивал,  чтобы  я  повез  тебя  в  Брайтон,  в
"Гранд-отель". Вечером, как только мы приехали,  ты  заболел  той  ужасной
ползучей лихорадкой, которую глупо называют инфлуэнцей, - у тебя  это  был
не то второй, не то третий приступ. Не буду  тебе  напоминать,  как  я  за
тобой ухаживал, как баловал тебя не только фруктами,  цветами,  подарками,
книгами, - словом, всем, что можно купить за деньги, но и окружал заботой,
нежностью, любовью - тем, что ни за какие деньги не купишь, хотя ты,  быть
может, думаешь иначе. Кроме часовой прогулки утром и выезда на  час  после
обеда, я не выходил из отеля. Я специально выписал  для  тебя  из  Лондона
виноград, потому что тебе не нравился тот, что подавали в отеле, выдумывал
для тебя удовольствия, сидел у  твоей  постели  или  в  соседней  комнате,
проводил  с  тобой  все  вечера,  успокаивая  и  развлекая   тебя.   Через
четыре-пять дней ты  выздоровел,  и  я  снял  квартиру,  чтобы  попытаться
кончить пьесу. Разумеется,  ты  поселяешься  со  мной.  Но  не  успели  мы
устроиться, как я почувствовал себя совсем  скверно.  Тебе  надо  ехать  в
Лондон по делу, но ты обещаешь к вечеру вернуться. В Лондоне ты встречаешь
приятеля и возвращаешься в Брайтон  только  поздно  вечером  на  следующий
день, когда я лежу в жару, и доктор говорит, что я заразился инфлуэнцей от
тебя.
Быстрый переход