Я знаю также, что за стенами тюрьмы меня ждет столько радостей -
начиная с тех, кого св.Франциск Ассизский называет "брат мой, ветер" и
"сестра моя, буря", - это такие чудесные вещи! - и кончая витринами
магазинов и закатами в больших городах. Если я начну перечислять все, что
мне осталось, то не смогу поставить точку - ведь Бог создал этот мир и для
меня, не меньше, чем для других. Быть может, я вынесу отсюда что-то, чего
у меня раньше не было. Я не стану напоминать тебе, что моральная
"реформация" кажется мне столь же бессмысленной и пошлой, как и реформации
теологические. Но если обещание исправиться и стать лучше - просто
образчик невежественного пустословия, то сделаться более _глубоким_
человеком - заслуженная привилегия тех, кто страдал. И мне кажется, что я
стал таким. Ты можешь сам судить об этом.
Если после того, как меня выпустят, мой друг устроит пиршество и не
пригласит меня, я ничуть не обижусь. Я умею быть совершенно счастливым
наедине с собой. Да кто же не был бы счастлив, владея свободой, книгами,
цветами и луной? Кроме того, пиры теперь не для меня. Я так много их
устраивал, что они потеряли для меня всякий интерес. С этой стороной жизни
я покончил - к счастью, могу прибавить. Но если после моего освобождения
друга постигнет горе и он не позволит мне разделить его, я горько, горько
обижусь. Если он затворит передо мной двери дома, погруженного в траур, я
буду возвращаться снова и снова, умоляя, чтобы меня впустили и разрешили
мне разделить горе, потому что это я заслужил. Если он сочтет, что я
недостоин, что мне не пристало плакать с ним вместе, я почувствую самое
острое и болезненное унижение, и нет более ужасного способа предать меня
позору и бесчестью. Но это не может случиться. Я заслужил право соучастия
в Скорби, а тот, кто может впивать всю прелесть мира, разделять его
горести и отчасти постигать чудо того и другого, вступает в
непосредственное соприкосновение с божественными истинами и подходит к
тайне Бога так близко, насколько это возможно.
Может статься, что в моем творчестве, как и в моей жизни, прозвучит
голос еще более глубокий, говорящий о высшем согласии страстей, о
неуклонности стремлений. Истинная цель современного Искусства - не широта,
а глубина и сила. В Искусстве нас больше не интересует типичное. Нам нужно
заниматься исключительным. Само собой разумеется, что мои страдания я не
могу изобразить в том виде, какой они приняли в жизни. Искусство
начинается лишь там, где кончается Подражание. Но в моем творчестве должно
проявиться нечто новое, - может быть, более полная гармония слов или более
богатый ритм, более необычные цветовые эффекты, более строгий
архитектурный стиль, - во всяком случае, какое-то новое эстетическое
достоинство. |