Изменить размер шрифта - +

   Я знаю также, что за  стенами  тюрьмы  меня  ждет  столько  радостей  -
начиная с тех, кого св.Франциск Ассизский называет  "брат  мой,  ветер"  и
"сестра моя, буря", - это  такие  чудесные  вещи!  -  и  кончая  витринами
магазинов и закатами в больших городах. Если я начну перечислять все,  что
мне осталось, то не смогу поставить точку - ведь Бог создал этот мир и для
меня, не меньше, чем для других. Быть может, я вынесу отсюда что-то,  чего
у меня  раньше  не  было.  Я  не  стану  напоминать  тебе,  что  моральная
"реформация" кажется мне столь же бессмысленной и пошлой, как и реформации
теологические. Но  если  обещание  исправиться  и  стать  лучше  -  просто
образчик  невежественного  пустословия,  то  сделаться  более   _глубоким_
человеком - заслуженная привилегия тех, кто страдал. И мне кажется, что  я
стал таким. Ты можешь сам судить об этом.
   Если после того, как меня выпустят, мой друг  устроит  пиршество  и  не
пригласит меня, я ничуть не обижусь. Я  умею  быть  совершенно  счастливым
наедине с собой. Да кто же не был бы счастлив, владея  свободой,  книгами,
цветами и луной? Кроме того, пиры теперь не  для  меня.  Я  так  много  их
устраивал, что они потеряли для меня всякий интерес. С этой стороной жизни
я покончил - к счастью, могу прибавить. Но если после  моего  освобождения
друга постигнет горе и он не позволит мне разделить его, я горько,  горько
обижусь. Если он затворит передо мной двери дома, погруженного в траур,  я
буду возвращаться снова и снова, умоляя, чтобы меня впустили  и  разрешили
мне разделить горе, потому что это я  заслужил.  Если  он  сочтет,  что  я
недостоин, что мне не пристало плакать с ним вместе,  я  почувствую  самое
острое и болезненное унижение, и нет более ужасного способа  предать  меня
позору и бесчестью. Но это не может случиться. Я заслужил право  соучастия
в Скорби, а тот, кто  может  впивать  всю  прелесть  мира,  разделять  его
горести  и  отчасти  постигать   чудо   того   и   другого,   вступает   в
непосредственное соприкосновение с божественными  истинами  и  подходит  к
тайне Бога так близко, насколько это возможно.
   Может статься, что в моем творчестве, как и  в  моей  жизни,  прозвучит
голос  еще  более  глубокий,  говорящий  о  высшем  согласии  страстей,  о
неуклонности стремлений. Истинная цель современного Искусства - не широта,
а глубина и сила. В Искусстве нас больше не интересует типичное. Нам нужно
заниматься исключительным. Само собой разумеется, что мои страдания  я  не
могу  изобразить  в  том  виде,  какой  они  приняли  в  жизни.  Искусство
начинается лишь там, где кончается Подражание. Но в моем творчестве должно
проявиться нечто новое, - может быть, более полная гармония слов или более
богатый  ритм,   более   необычные   цветовые   эффекты,   более   строгий
архитектурный стиль, -  во  всяком  случае,  какое-то  новое  эстетическое
достоинство.
Быстрый переход