Я спросил:
– Но вы все же увидели его отражение до того, как он вас ударил?
– О да.
– Вы узнали преступника?
– Конечно. Вот почему я и не пожелала с ними разговаривать. Вот почему мне потребовалось увидеть вас… Это был тот верзила с золотым зубом,
которого они называют то Стеббинсом, а то сержантом.
Я не удивился. Теперь я уже знал, с кем имею дело.
– Вы хотите сказать, что это он ударил вас по голове бутылкой?
– Я не могу с полной ответственностью заявить, что он ударил… Мне кажется, что люди вообще должны с предельной осторожностью обвинять других.
Мне точно известно лишь то, что я видела в зеркале: он стоял за моей спиной с поднятой рукой, а потом… на меня что то обрушилось. Из этого можно
вывести только одно заключение. Сегодня утром он был страшно груб со мной, задавал неделикатные вопросы и потом весь день бросал на меня злобные
взгляды. Совсем не так, как принято мужчинам смотреть на молодых и хорошеньких девушек. Ведь я имею полное право ожидать иного к себе отношения,
не правда ли? Ну и потом, давайте рассуждать логично. Захотел бы Эд убивать меня? Или Филипп, или мистер Фиклер? Зачем бы им это понадобилось?
Остается только он, даже если бы я его не видела. Больше некому.
– Весьма логично, – согласился я. – Но я знаю Стеббинса уже много лет – он не ударит женщину без причины. Что он имел против вас?
– Не знаю.
Она слегка нахмурилась.
– Когда меня станут об этом спрашивать, мне придется просто говорить, что я не знаю. Вот вы и должны прежде всего научить меня, как мне следует
разговаривать с репортерами. Мне кажется глупо повторять все время «не знаю». Такое интервью могут не напечатать. Так что же отвечать, когда
спросят, почему он ударил меня?
– Мы еще вернемся к этому, а сперва…
– Нет, мы должны решить немедленно. – Очевидно, она уже представила свой портрет на обложке журнала «Лайф». – Таким образом вы заработаете
десять процентов.
– Десять процентов? От чего?
– От всего, что я получу. Законный гонорар моего литературного агента и импресарио.
Она протянула мне руку и посмотрела в глаза.
– Давайте пожмем друг другу руки.
Чтобы избежать подобного заключения контракта, не обидев ее, я взял ее миниатюрную ручку, повернул ладонью вверх и нежно погладил кончиками
пальцев.
– Потрясающая идея! – воскликнул я. – Но с ней придется пока повременить. В настоящий момент я на пороге полного банкротства. С моей стороны
было бы противозаконно заключать новые контракты.
– Я могу сказать репортерам, чтобы о тех вещах, которых я не знаю, они спросили у вас. Это называется «отослать к импресарио».
– Да, понимаю. Но это позднее…
– Позднее вы не будете мне нужны. Вы мне нужны сейчас.
– Вот я и сижу подле вас, но пока это чисто дружеская помощь.
Я выпустил ее руку, которую держал, чтобы меня не обвинили в недостаточном внимании к ее прелестям, и заговорил многозначительно:
– Если вы заявите репортерам, что я ваш импресарио, я сам устрою вам вторую шишку. Причем такую, по сравнению с которой эта покажется плоской,
как блин. Ясно? Далее, если вас спросят, почему он вас ударил, не говорите, что не знаете. Скажите одно слово: «Тайна!» Люди обожают тайны.
Теперь…
– Вот это да! – пришла она в восторг. – Как раз то, что требуется.
– Теперь мы должны подумать о полиции. Стеббинс – полицейский, и они не захотят повесить ему на шею такое обвинение. |