– А сколько всего? – спросил Боцман.

– В классической трагедии – пять.

– Тогда еще поживем, – заключил Боцман.

* * *

Для третьего акта классической трагедии место действия было выбрано подходящее.

Во всяком случае, для его обозначения длинных ремарок не требовалось.

«Берег реки. Рыбацкий навес. Ветер».

Даже причала не было – мостки, с каких в деревнях полощут белье. Навес на высоком берегу был узкий и длинный, покрытый шифером. Между опорными столбами были натянуты шнуры. На них, видно, вялили рыбу. Место открытое, хорошо проветривается, в стороне от жилья с коровниками и свинарниками. Значит, без мух.

От мостков к навесу вела узкая крутая тропка. В одном месте я оступился и едва не потерял равновесие, но Сивопляс поддержал меня за плечо. И не стволом «калаша», а рукой. Его предупредительность так меня удивила, что я даже спасибо не сказал. Но то, что последовало за этим, было не просто удивительно, а хрен знает что. Он указал мне на лавку:

– Садись, в ногах нет. – И сел сам. – Даю вводные. У меня приказ: всех вас при попытке к бегству. Это понятно?

Это было понятно. Это было уже давно понятно. Даже не нужно было спрашивать, кто отдал этот приказ. Но я все же спросил:

– Генерал‑лейтенант? Сивопляс подумал и кивнул:

– Он.

– Давай дальше.

– Сейчас мы с тобой сверимся и сбежите, – продолжал Сивопляс. – Мои не в курсе, так что вот так. Сделать все нужно чисто. Смогут твои? Мои не из лыка мочалка, учти к сведению. Ты чего головой мотаешь, как на новые ворота?

– Не пройдет, командир, – сказал я. – Мы не будем сбегать.

– Это как?

– Не хочу облегчать твою совесть. Тебе придется выполнить приказ. В натуральном виде. И потом на Страшном суде долго и нудно объяснять, что заставило тебя сгубить четыре безоружных невинных души. Чувство долга? Любовь к Родине? Не думаю, что там вообще поймут, что ты этим хочешь сказать.

– Это ты про себя, что невинный? – удивился Сивопляс. – А кто подполковника Тимашука и ухом не моргнул?

– Я‑то при чем?

– Не мути мне в голове воду. Я все видел на пленке. Как сначала маленький его, потом ты. И слышал, как ты командовал: «Быстро, все по местам». Так что давай не надо.

– За свои грехи я отвечу сам. А ты будешь отвечать за свои.

– Дурак ты и уши у тебя соленые! – разозлился Сивопляс и неожиданно заговорил нормальным русским языком:

– Ты что ж думаешь – я хочу вас спровоцировать на попытку к бегству?

– А нет? – спросил я.

– Тогда зачем я вашего парня к своей бабе завез?

– Не знаю, – признался я.

– Да затем, что если он в воду прыгнет, так сразу пойдет ко дну, как колун без ручки! Молчи и слушай. Твои парни свяжут моих в придачу со мной. Катер поставишь на малый ход, горючку перекроешь, поплывет по течению. В Потапове забираете маленького, берете у хозяйки мой «жигуль». Уходите на Улан‑Удэ до Транссиба.

Тачку бросите, сядете в поезд. На все про все у вас полсуток. Раньше катер вряд ли найдут, места глухие. Успеете уйти до тревоги – ваше счастье. Если вопросы есть, давай быстро. Время идет.

– Вопросы есть. Два. Но мне было бы проще с тобой разговаривать, если бы ты снял с меня браслетки, – запустил я пробный шар.

– Повернись, – приказал он и отщелкнул наручники. – Только потом держи их в руках за спиной для полной видимости.

Я растер запястья и запустил следующий шар:

– Ты не мог бы в знак доверия дать мне подержать твой «калаш»?

– Держи.