Слова моей полуголой защитницы,  застывшей  посреди  комнаты,  звучат

неубедительно, да никто и не слушает ее. Питер нагибается к кровати, и мне

удается лягнуть его прямо в лицо.  Он  машинально  хватается  за  разбитые

губы, а я в это время бью другой ногой его в живот. Легкое  замешательство

в лагере противника позволяет мне вскочить с негостеприимной кровати.

     Вскакиваю.  И  налетаю  на  кулак  Тома.  Массивный  кулак,   который

отбрасывает меня к стене, где стоит стул. В следующую минуту стул ломается

о голову Тома - увы, столь же твердую, как и его кулак. Том  шатается,  но

не падает. Падаю я,  от  соприкосновения  моего  темени  с  неким  твердым

предметом - Питер снова вступил в строй.

     Воздержусь от дальнейших  подробностей,  чтобы  не  разжигать  низкие

страсти. Я несколько раз пытаюсь подняться с пола, но безуспешно: куда  ни

повернуть, меня ждет пинок. Кажется, последний из них был самым сильным и,

наверное, угодил мне прямо в голову.  Наверное.  Точно  сказать  не  могу,

потому что теряю сознание.

     Понятия не имею, сколько времени прошло и что было со мной перед тем,

как я пришел в себя. Мысль первая: если эта дикая боль - жизнь, то жить не

стоит. Боль неравномерно распределяется по всему телу, но львиная доля  ее

приходится на голову.

     Мысль вторая: в комнате что-то очень холодно и здорово дует. Проходит

немало времени, прежде чем я открываю глаза и вижу, что лежу на  тротуаре,

на неосвещенном участке улицы. Строго говоря, открываю я не глаза, а  глаз

- на большее я в эту минуту не способен.

     Мысль третья, самая неприятная (неприятности покрупнее  жизнь  всегда

преподносит в конце, на десерт): когда  я,  подавляя  страшную  боль  и  с

трудом стискивая зубы  окровавленного  рта,  привожу  в  движение  руки  и

проверяю  содержимое  карманов,  оказывается,   что   они   пусты.   Пусты

совершенно.

     Я снова опускаюсь на холодный тротуар, потому что  нехитрые  движения

рук исчерпали все мои силы, потому что в голове у  меня  карусель,  потому

что последнее открытие обрушилось на меня как удар в солнечное  сплетение.

С десяти шагов расстояния и с трех метров  высоты  на  тротуар  безучастно

льется свет уличного фонаря. Я лежу и смотрю на него  сквозь  полуоткрытые

веки.  Лучи  флюоресцентного  света  кажутся  мне   огромными   щупальцами

отвратительного паука. Они неумолимо тянутся ко  мне,  чтобы  обхватить  и

раздавить мое тело.

     Так - избитый до потери сознания, обобранный и лишенный каких  бы  то

ни было документов - я начинаю новую жизнь на новом месте.

2

     - Беднягу просто превратили в бифштекс, - будто сквозь  сон  слышу  я

высоко над собой страшно хриплый голос; можно подумать, что это  Кейт,  но

голос мужской.

     - Ему теперь одна дорога - в морг, - говорит кто-то другой.

     - Надо бы  убрать  его  отсюда,  Ал,  -  заявляет  первый.