– Знает ли Андре, как Литтлтон стал колдуном? Может ли он делать еще колдунов? – спросил Сэмюэль. Его хриплый спросонья голос доносился из прихожей.

– Привет, Сэмюэль, – сказал Стефан.

Из прихожей появилась тень кошки, потом и сама Медея; жалобно мяукая и скребя коготками по полу, она прошла через комнату и прыгнула Стефану на колени.

Следом появился и Сэмюэль, полуодетый и отрастивший однодневную щетину. Сэмюэль был сам не свой со времени плена у Литтлтон, а может, с того дня, когда рассказал мне об аборте, который сделала его девушка. Он часто срывался и становился слишком серьезен, когда я пыталась поговорить о поцелуе. Обсуждать это он не хотел. Меня это тревожило.

– Андре знает, как создать колдуна?

Стефан медленно кивнул.

– Согласно дневнику Литтлтона – знает. Литтлтон сам ему рассказал.

Сэмюэль подтащил стул и развернул так, чтобы сидеть, опираясь локтями на спинку.

– Может, Литтлтон пережил обращение, потому что был колдуном?

Медея подсунула голову под руку Стефана, и он, вместо того чтобы взять свою чашку, принялся чесать кошку за ушами. Она замурлыкала и плотнее уселась на его коленях.

– Не знаю – ответил наконец Стефан. – Не уверен, что даже сам Андре знает. Прежде чем превратить Литтлтона, он несколько лет кормился от него. Но вряд ли где‑нибудь таятся еще несколько таких Литтлтонов. Не так‑то легко найти того, кто готов продать душу дьяволу.

Сэмюэль расслабился.

– Он был колдуном до того, как стал вампиром? – спросила я.

– Да. – Стефан повертел пальцами перед носом Медеи, и та стала тереться о них головой. – Он был колдуном до того, как встретился с Андре. Он решил, что превращение в вампира сделает его более могущественным. Так ему сказал Андре. Ни сам Литтлтон, ни его демон не обрадовались, когда узнали, что быть вампиром значит исполнять приказания Андре.

– Той ночью в церкви он не слушался приказов Андре.

Сэмюэль взял чашку и наполнил ее из чайника на столе.

– Не выполнял. Узы контроля, которые налагает создатель на своих детищ, разорвать можно, хотя и трудно.

Стефан стал пить чай, а я задумалась о том, что скрывает, подчеркнуто нейтральное выражение его лица.

– Кстати об узах, – сказала я, задавая наконец вопрос, который преследовал меня с той ночи, когда я убила Литтлтона, – навсегда ли сохранятся последствия того, что ты тогда поделился со мной кровью?

Я хотела бы услышать «нет». Но он пожал плечами.

– Вероятно, нет. Сам по себе обмен кровью не создает связи. Любые последствия должны рассеяться… ты замечала в себе что‑нибудь странное?

Я покачала головой. Телекинез мне недоступен.

– Как ты смог подозвать ее к себе? – спросил Сэмюэль. – Я считал, что у нее иммунитет ко всем вампирским штукам.

– Почти ко всем, – ответил Стефан. – Однако не волнуйся. Умение призывать от один из моих даров. Но если бы Мерси не была почти без сознания и готова прийти ко мне, я бы, не смог ее позвать. Она не обнаружит вдруг, что не в состоянии противиться призывам – моим или любого другого вампира.

Я не стала спрашивать о своем воспоминании – он шепчет мне на ухо слова любви – понадеявшись, что это была просто составная часть призыва.

– Зачем ты пришел сегодня? – предпочла спросить я.

Стефан улыбнулся мне так широко, что я сильно усомнилась в его искренности, когда он сказал:

– Хотелось приободриться. Приходить к тебе не всегда приятно, Мерседес, но бодрит.