– Ты избегаешь меня.

Теперь он говорил спокойнее.

Второе окно выходит на мой участок. И я с удовольствием увидела в самом центре пейзажа свой частично разобранный «кролик».

– Мерси!

Я продолжала смотреть в окно. Лгать бесполезно, сказать правду значит нарваться на следующий вопрос, а я не хотела на него отвечать.

– Почему?

Он все равно его задал.

Я оглянулась через плечо, но Адам по‑прежнему смотрел в окно. Я повернулась и оперлась бедром о подоконник. Он сам знает почему. Я видела это в его глазах, когда выходила из гаража. А если и не знает, что ж, я не собираюсь ему объяснять.

– Не знаю, – выдавила я наконец.

Он повернулся и посмотрел на меня, словно увидел неожиданную добычу. Его глаза по‑прежнему были охотничьего желтого цвета. Я ошибалась. Лгать гораздо хуже, чем просто бесполезно.

– Нет, знаешь, – сказал он. – Почему?

Я потерла лицо.

– Послушай, я сегодня не в твоем весе для борьбы. Нельзя ли подождать, пока Уоррен будет вне опасности?

Он смотрел на меня, щуря янтарные глаза, но по крайней мере больше не допрашивал.

Отчаянно пытаясь сменить тему, я сказала:

– Репортер с тобой связался? Тот, насчет дочери?

Он закрыл глаза и сделал глубокий долгий вдох. А когда открыл, они снова были цвета шоколада.

– Да, и спасибо за то, что я не подозревал о его существовании. Ты не предупредила. Он‑то считал, что ты мне звонила, и прошло немало времени, прежде чем я начал понимать, о чем речь.

– Так они приедут сюда?

Адам махнул рукой в сторону комнаты Уоррена.

– Когда тут бродит тот, кто может сделать такое с моим волком? Они должны были приехать. Мне пришлось позвонить и сказать, что сейчас это нежелательно. Но не знаю, к кому его направить. Нет ни одного Альфы, которому я доверил бы свою дочь, а та девочка еще моложе.

– Пошли его к Брану, – предложила я. – Бран говорит, что в свое время воспитал нескольких таких.

Адам бросил на меня воинственный взгляд.

– Ты доверишь Марроку ребенка?

– Мне он не причинил вреда, – ответила я. – А большинство Альф причинили бы.

Адам неожиданно улыбнулся.

– И это кое о чем говорит. А ты действительно разбила его «ламборгини»[34] о дерево?

– Я не про то, – горячо ответила я. – Большинство Альф просто убили бы навязанного им щенка койота.

Я через комнату пошла к двери. Остановилась.

– На самом деле это был «порше», – с достоинством сказала я. – И дорога была обледенелая. Если тебе рассказал об этом Сэмюэль, надеюсь, он упомянул, что именно он подбил меня взять машину. Пойду посмотрю, как Уоррен.

Когда я закрывала за собой Дверь, Адам неслышно смеялся.

Несколько часов спустя я одна отправилась домой. Сэмюэль остался на ночь, чтобы быть на месте, если что‑то случится. Пока ничего особенного не произошло. Кайл тоже остался: я уверена, что потребовалось бы нечто большее, чем волчья стая, чтобы изгнать его оттуда.

Я ничего не могла сделать для Уоррена и Стефана. Или Бена. Почему людям, которые мне не безразличны, не нужно чинить машину? Я бы починила. И когда это я начала тревожиться о Бене? Он ублюдок.

Но щемящее ощущение в животе частично касалось и его. Черт побери! К дьяволу все это!

Дома меня ждали два телефонных сообщения. Одно от матери, второе от Гэбриэла. Я позвонила Гэбриэлу и сказала, что Уоррен тяжело ранен, но поправится. Говорить: с матерью я не могла. Говорить без слез. А я не буду плакать, пока точно не пойму, что произошло.

Я поужинала японской лапшой, скормив большую ее часть Медее.