Тойер по‑дружески сидел рядом с ней, держал ее руку и мысленно взвешивал множество фраз, из которых не произнес ни одной. Только ничего сейчас не менять, просто быть вот так вместе.

Через полчаса Хорнунг утерла последние слезы:

– Все‑таки забавно, чего только не натворишь, когда ты вдвоем с близким человеком.

Тойеру не хотелось расставаться с созерцательным состоянием, в котором он находился.

– Сейчас я должен заняться людьми, которые действительно кое‑что натворили. – Он тут же увидел, что она рассердилась на его слова.

– Ну да, я‑то никого не убила, так что какие проблемы! – Под ее взглядом он невольно съежился.

– Нет, – солгал он, – я имел в виду последнюю ночь, тогда я в самом деле… ну… определенно не совершил никакого подвига.

– Дело не в этом. – В ее голосе звучала усталость. – От тебя и не требуется прыть жеребца. Вот только у меня внезапно появилось ощущение… Я о том, что ты заснул, прямо посредине. Я так безумно одинока, Тойер.

Комиссар вздохнул. Он не хотел вместо своих обычных выверенных чувств погрузиться в абсурдную кашу страстей и промолчал.

Хорнунг набрала в грудь воздуха, словно вынырнула из морской глубины, где тщетно искала жемчуг.

– Ладно, все в порядке. Не будем сейчас говорить об этом. Все‑таки ты неожиданно появился у меня, в первый раз за все время. Я проявлю скромность и не стану тешить себя напрасными иллюзиями. У вас что‑то произошло?

Это послужило паролем. Тойер начал с жаром рассказывать, ведь он приехал только ради этого. Если поначалу его подружка еще удивлялась, с каким спокойствием он описывал свой недавний позор, то после его озарения на плотине она уже не могла удержаться.

– Вот это да! Я сейчас позвоню эксперту! – воскликнула она. – Вся эта история кажется действительно… ну, не знаю… Да, возможно, из‑за этой картины кого‑то в самом деле могли убить. Дай‑ка мне трубку, мой знакомый сейчас наверняка еще не спит. Историков искусства, искусствоведов можно сравнить с нейрохирургами, им часто приходится делать свое дело, не считаясь со временем. – Она вышла в прихожую.

Пока она звонила, Тойер подливал себе кофе и сделал добрый глоток из бутылки с коньяком. Разумеется, в каждой федеральной земле имелось отделение полиции, которое специализировалось на фальсификации произведений искусства, но маловероятно, что там захотят в конце рабочей недели поговорить с неудачником Тойером, но еще менее вероятно, что они согласятся это сделать на следующей неделе, когда он станет безработным экс‑полицейским. Поэтому придется действовать прямо сейчас, на свой страх и риск.

Вернулась Хорнунг:

– Да, он приедет. Мы можем встретиться завтра вечером у меня. Часов в семь.

Тойер кивнул.

– Только я ничего не готовлю дома, – грустно сказала она.

Тойер обнял ее с закрытыми глазами и попытался вложить в это объятие все тепло своего тела. Его подружка блаженно вздохнула:

– Как давно ты меня не обнимал.

– Еще никогда не обнимал, – довольным тоном поправил он.

– Ты не мог бы остаться? – тихонько спросила она из‑под его воротника. – Я боюсь.

– Чего ты боишься?

– Нас, – ответила она и опять заплакала.

Он промолчал. Они долго стояли обнявшись. Потом Хорнунг высвободилась из его рук:

– Я знаю, что ты любишь спать у себя дома. Сейчас я закажу такси.

Дома, встав у окна, Тойер смотрел сверху на отъезжавшее такси. Водитель еще купил себе сигареты и лишь теперь двинулся дальше. Корпулентный сыщик еще какое‑то время созерцал ночную улицу, она завораживала его своими ритмами и изменчивым пульсом.