Теперь смеются уже все абстракционисты. Растерянно улыбается и сам Холло.

Маша плохо спит эту ночь. Ей снятся изуродованные человеческие тела, скомканные пространства, чудовищные галактики, излучающие диковинно искривленные лучи. Лишь изредка мелькают нормальные человеческие лица и среди них строгий профиль Ильи Нестерова. У абстракционистов она видела Илью впервые, и он запомнился ей. И, как ни странно, во сне она разглядела его лучше, чем тогда в подвале. Он очень похож на свою мать, Ирину Михайловну. Такой же энергичный профиль и красивые глаза. А густые брови - это у него, видимо, от деда, Михаила Богдановича.

Проснувшись, Маша думает, что уже утро, но из-под дверей комнаты братьев сочится электрический свет, - значит, еще ночь и они сидят за своими книгами или шепчутся, обмениваясь впечатлениями от схватки с абстракционистами.

Надо бы пойти, заставить их лечь спать, но у нее нет сил подняться с дивана. Она чувствует себя такой усталой, будто весь день провела на изнурительной репетиции. Да и просыпается она только на несколько мгновений и тут же снова засыпает. Лишь пробудившись в третий раз и снова увидев свет под дверью братьев, она поднимается наконец и идет к ним, полагая, что они давно уже спят, забыв выключить электричество.

Она бесшумно открывает дверь, чтобы не разбудить их, и видит братьев сидящими за столом в пижамах и с такими перепуганными лицами, будто она застала их на месте преступления.

- Ну, куда это годится, мальчишки! - строго говорит Маша. - Уж утро скоро!

- Что ты, Маша, какое утро - всего час ночи и мы как раз собирались лечь.

Она недоверчиво смотрит на часы и укоризненно качает головой.

- Не час, а второй час. И впереди, сами знаете, какой день. Но раз уж вы не спите, давайте поговорим серьезно.

Маша хмурится и неестественно долго завязывает пояс халата. Братья угрюмо молчат.

- Я ведь все знаю, - продолжает она наконец, садясь между ними и положив им руки на плечи. - Особенно почувствовала это на дискуссии с абстракционистами. Но и раньше знала, чем вы бредите, что у вас на уме. Надо, значит, решать, как нам быть дальше. А так больше нельзя...

- О чем ты, Маша? - робко спрашивает Алеша.

- Вы же сами знаете, о чем. И не будем больше притворяться друг перед другом. Раз вы не можете без вашей физики, надо бросать цирк и поступать в университет.

- Да что ты, Маша!.. - восклицают оба брата разом.

Но она закрывает им рты ладонями своих еще теплых после постели рук.

- Только не оправдывайтесь, ради бога, и не жалейте меня. Ужасно не люблю этого. Я же хорошо знаю, о чем вы сейчас думаете. Вспоминаете, наверное, как мы остались без матери, отца-то вы вообще не помните, - как я заменила вам ее, как... ну, да, в общем, я все понимаю и незачем все это...

- Ты прости нас, Маша, - виновато произносит старший брат. - Нам действительно давно нужно было поговорить. Мы как раз только что снова все взвешивали, и ты сама должна, понять, как все это нам нелегко.

- Да что тут нелегкого-то? - деланно смеется Маша, прекрасно понимая, как им в самом деле нелегко.

- Ты сама же предложила поговорить серьезно. Вот и давай... Зачем, ты думаешь, мы на физико-математический? Помнишь, как всегда увлекались мы изобретательством?

- Еще бы! - усмехается Маша. - С тех пор еще помню, когда вы мальчишками были. Только я думала, что вы этим уже переболели.

- А усовершенствование нашей аппаратуры?

- Ну, это другое дело. Это уже серьезно. Но ничего не получилось ведь пока.

- А почему? - взволнованно хватает Машу за руку Алеша. Задумали очень серьезно, а знаний для этого... Ну, в общем, ты сама должна понимать.

- Так зачем же вы тогда на физико-математический? - удивляется Маша. - Вам бы в какой-нибудь технический, на конструкторское отделение.