|
*** Владимир прошел по молу к “Электре”. Но сходни были убраны, и яхту отделяло от мола примерно четыре метра. Дождь не унимался. Владимир, стоя на молу, видел над Антибом кусочек освещенного неба там, где горели праздничные огни цирка. Там, у выхода на арену, стояли двумя рядами его товарищи по работе, облаченные теперь в синюю униформу с золотыми пуговицами, и это придавало ярмарочную торжественность появлению артистов. Ему тоже следовало там находиться. Его место в их рядах осталось пустым. А пока что он осторожно развязал крепления рыбачьей лодчонки, прыгнул в нее и направился к “Электре”. Все было мокрым - палуба, канаты. За Гольф-Жуаном промелькнул поезд, пробежал вдоль моря, и огни его заплясали на воде, как светляки. Передний люк был заперт всего только на висячий замок, напильник легко справился с ним. Оказавшись внизу, Владимир зажег наконец свой электрический фонарик, вдохнул знакомый пряный воздух, уже отдающий затхлостью. На его койке валялись брошенные кем-то ветхие снасти. На полу еще стояли его плетеные туфли. Полосатую тельняшку он отбросил прочь, зато выхватил из-под койки белые полотняные брюки, пошарил там в карманах и в левом обнаружил пять мятых тысячефранковых купюр - те самые пять тысяч франков, которые ему в то давнее утро дала Элен, чтобы он пришел ей на помощь. Именно это он и искал. Цель его была достигнута. Теперь он мог бы пройти через машинное отделение в салон, снова увидеть то место, где обычно сидела девушка, стол, на который она бросала карты, играя с Блини. Такая мысль даже не пришла ему в голову. Однако уже подойдя к двери, он вернулся к своей койке, не зажигая света, сразу нашел под ней, на ощупь, старый граммофон и чемоданчик с пластинками и забрал то и другое. Потом закрыл люк, нескоро, должно быть, кто-нибудь спохватится, что замок исчез. Чуть позже он привязал лодку на прежнее место и быстрыми шагами двинулся вдоль мола. Он шел с непокрытой головой; пострижен он был теперь гораздо короче, чем прежде, и рыжеватые волосы его посветлели оттого, вероятно, что он с утра до вечера находился под солнцем. Он был совсем один на дороге, один, сколько хватало глаз. Он остановился под деревом, чтобы свернуть сигарету - да, теперь он сам их сворачивал, - и снова продолжил путь в Антиб. Добрался он туда уже за полночь. Цирковое представление только что окончилось, и толпа из-за начавшегося дождя расходилась быстро. Прежде всего он заглянул в фургон, служивший жильем двадцати рабочим, чтобы оставить там граммофон и пластинки. - Явился наконец-то! Где был? - Что-то мне стало плохо. Пошел к врачу. - Берись за работу, бездельник! Бригадир был самым толстым человеком в цирке, и в то же время никто во всей бригаде не умел, подобно ему, держать равновесие на перекладине. Едва ушли последние зрители, как рабочие, сменив синюю униформу на комбинезоны, заняли каждый свое место. Бесшумно, не теряя времени, цирк разоблачался, сбрасывал полотняные одежды и обнажал свой гигантский скелет, где поблескивали там и сям электрические лампочки. Некоторые фургоны уже двинулись в путь - завтра цирк выступал в Грассе, и там на рассвете, на точно такой же площади должен был возвестись точно такой же купол на глазах у зевак и восхищенных служанок, подобных Лили. На разговоры времени не было. Один из рабочих, чех, спросил, проходя мимо Владимира: - Ты где был? А тот в ответ сунул руку в карман и на мгновение вытащил оттуда пачку банкнот. |
