-  Восемь? Не помню, чтобы столько я съел.

    -  Не вы один, вместе с детьми.

    -  Все равно, не должно было уйти больше пяти-шести иен. - И хозяин с невозмутимым видом принялся один за другим приклеивать к бумаге выдернутые им из носа волоски. Он вырывал их прямо с мясом, и поэтому они стояли на бумаге прямо, как воткнутые иголки. В восторге от неожиданного открытия хозяин подул на них изо всех сил, но волоски прилипли очень прочно и никак не хотели улетать.

    -  Ишь ты какие упрямые, - буркнул хозяин и начал дуть еще сильнее.

    -  И не только варенье, - продолжала хозяйка. От возмущения на щеках у нее выступили красные пятна. - Еще кое-что нужно было купить.

    -  Может быть, может быть, - ответил хозяин, снова засовывая пальцы в нос. Волоски были самых различных цветов: рыжие, черные, а один попался даже белый. Хозяин был этим немало удивлен и вовсю таращил на него глаза. Потом, зажав его между пальцами, поднес к самому лицу жены. С криком: «Фу! Гадость какая!» - та оттолкнула его руку.

    -  Да ты только посмотри, у меня в носу растут седые волосы. - Хозяин казался страшно взволнованным. Даже хозяйка, не выдержав, рассмеялась и поспешила уйти обратно в столовую. На экономические проблемы она, видимо, махнула рукой. А ее муж снова принялся за своего Тэннэн Кодзи.

    Хозяин, которому при помощи волоска удалось прогнать жену, с облегчением вздохнул, как бы говоря: «Ну, теперь можно работать спокойно», - и каждый раз, выдернув волосок, порывался что-то написать, но у него так ничего и не получилось. Наконец он произнес:

    -  «Ест печеный батат» здесь совершенно лишнее, придется убрать, - и вычеркнул эти слова. - «Воскурю благовония» тоже звучит слишком неожиданно, выбросим, - без всякого сожаления вынес он себе письменное порицание. Осталось только одно предложение: «Тэннэн Кодзи - это человек, который изучает воздушное пространство, читает „Луньюй“». «А так слишком коротко получается, - подумал хозяин. - Ох, и морока, пусть уж это будет не рассказ, а просто эпитафия». Помахал он в воздухе кистью и начал усердно рисовать в верхней части листа орхидею - жалкое подобие рисунка автора на полях. Весь его огромный труд до единого иероглифа пошел насмарку. Тогда он перевернул лист и написал что-то совершенно невразумительное: «В воздушном пространстве родился, воздушное пространство исследовал, в воздушном пространстве умер. Ах, воздушный, ах, пространственный Тэннэн Кодзи!» И тут пришел Мэйтэй. Наверное, Мэйтэй не видел никакой разницы между своим домом и домами чужими, потому что всегда входил бесцеремонно, даже не постучавшись. Более того, были случаи, когда он неожиданно вторгался с черного хода. Еще при рождении он потерял все качества добропорядочного человека - стыд, совесть, стеснительность, застенчивость. Не успев сесть, он спросил хозяина:

    -  Никак опять великан Тяготение?

    -  Уж не думаешь ли ты, что я все время только и пишу что о великане Тяготении? Сочиняю эпитафию Тэннэн Кодзи, - многозначительно ответил хозяин.

    -  Тэннэн Кодзи - это такое же посмертное имя, как и Гудзэн Додзи [52]? - как обычно наобум спросил Мэйтэй.

    -  А разве такое тоже есть?

    -  Навряд ли, но я сначала было подумал, что ты имеешь в виду именно его.

    -  Гудзэн Додзи… Нет, такого имени я не знаю. А вот кто такой Тэннэн Кодзи, ты знаешь.

    -  Кто же вообразил себя Тэннэн Кодзи?

    -  Я говорю о том самом Соросаки, который после окончания университета поступил в аспирантуру и занялся исследованиями по теме «Теория воздушного пространства», но отдавал учебе слишком много сил и умер от перитонита.