– Кооператив? –с тем же воодушевлением однокорытницы спросила Маша.

– Кооператив, – отозвалась закройщица. Она не была ни приветлива, ни груба, как тогда в ателье, а деловито так, холодно отстраненна. Держала дистанцию: хотя обслуживаю я вас, а не вы меня, нуждаетесь то вы во мне… – Вот, одевайте, – распахнула она перед Машей весь исчерченный белыми крупными стежками остов ее будущего пальто.

«Одевайте», – отметил про себя Евлампьев. Неужели же за всю ее портновскую жизнь никто не смог указать ей на дикую ее ошибку?

Маша влезла руками в зияющие круглые прорези для рукавов, закройщица подсунула под материю на положенное им место плечики, набрала в рот булавок из коробки и стала зашпиливать ими борта пальто.

Маша пыталась все увидеть себя в трельяжс, переступала ногами, вытягивала шею…

– Вот что то, мне кажется, в груди как то… мешковато как то, – сказала Маша, когда закройщица допустила ее наконец до зеркала.

– Так а здесь же вытачки еше будут. Как раз и уйдет. На груди нормально все. Боком вот встаньте, посмотрите, как со спины вам.

– Леня! – позвала его Маша.Посмотри! Как тебе кажется, на спине вроде как горб какой, да?

Пальто у Маши на спине действительно вздувалось словно бы пузырем.

– Да есть, есть, – подтвердил он.

– Ой, да ну уйдет это все, уйдет, когда рукава пришьются, вот не верят! – недовольным голосом сказала закройщица. – И на груди уйдет, и на спине уйдет, все будет как надо. Повернитесь ка вот, проверю еще, где петли делать.

Маша повернулась, закройшица, вытаскивая и всовывая булавки, постояла перед нею на корточках, почиркала мелом и распрямилась.

– Не пальто – игрушечка получится. Будете в нем ходить, еще на вас засматриваться станут, мужу ревновать придется. Еще вот рукава сейчас… ну ка! – подставила она Маше кишку рукава, лохматившегося на концах обрезками ватина. – Деньги принесли? – спросила она, когда пальто было снято, вывернуто подкладом наружу, свернуто и положено вместе с рукавами на свободный стул.

– А может быть… что же, тех, что давали, пока недостаточно? – неуверенно проговорила Маша.

Деньги с собой, как предупредила закройщица, они взяли, но отдать их – получалось заплатить за пальто как бы уж совсем вперед, Машу это беспокоило – а ну как испортит пальто? – и так вот она сейчас пыталась отстоять свой интерес.

– А когда же, в расчет, думаете? – прекрасно поняла ее закройщица.Нет, так мне не надо. Вам потом не понравится, не возьмете, куда я с ним? В комиссионку мне его продавать тащить? Нет, или все, что потрачено, теперь же, или я бросаю шить. Так мне не надо. За работу, вот за работу – в расчет. А за материалы – теперь же, и весь разговор, иначе мне не надо.

Маша, вздохнув, достала приготовленные деньги, пересчитала еще раз и отдала закройщице.

– Что уж, вы думаете, в кои веки собралась шить, так стану потом…

– Не знаю, не зиаю, – сказала закройщица, засовывая руку с деньгами в карман халата.– В моей практике по всякому случалось. Береженого бог бережет, – засмеялась она.

Деньги были у нее в руках, все, как хотела, и она стала благодушно расслабленной. – Через недельку. полгоры самое большее, сделаем окончательную примерочку, и там, считай, готово изделие. Шкурки на следующую примерочку захватить не забудьте.

У Маши, когда вышли от нее, вид был совершенно расстроенный.

– Ну, ты чего?   потормошил ее Евлампьев. – Чего нос вешать? На другое тут и рассчитывать было нечего. Как Ксюха там, скажи лучше?

– Да так себе, – Маше сейчас в ее настроении все должно было казаться хуже, чем есть на самом деле, и Евлампьев воспринял этот ее ответ как должное.