– Машиной персональной тебя не обеспечивают? – пошутил Евлампьев.

– Персональной нет, – восприняла Елена его шутку всерьез, – а вот «Жигули» купить – самая теперь реальная возможность. Без всякой теперь очереди пойду.

– Ага, – пробормотал Евлампьев,– ага… понятно.

– В воскресенье, восемнадцатого, папа, – голос у Елены стал по обычному озабоченно деловит,Санин день рождения, имейте в виду. Обязательно должны собраться. Сорок лет все таки. Я с мамой уже говорила… она тебе скажет все.

– А что такое? О чем говорила?

– Ну у…– Елена замялась. – Мне сейчас неудобно, ты спроси у нее.

Елена говорила, как выяснилось, о подарке.

– Она просила,– сказала Маша с неловкой улыбкой, – что нибудь поосновательнее в этот раз, повесомее… сорок лет все таки. И потом, народ там будет, с его работы, с ее… чтобы не стыдно перед ними…

– Интересно, – спросил Евлампьев, сдерживая себя, – а как бы к этому сам Виссарион отнесся, узнай он о ее просьбе?

– Ну, Виссарион…– протянула Маша. Елена передала эту свою просьбу через нее, и она чувствовала сейчас себя виноватой. – Да ну а что ты ко мне то! – рассердилась она.Мне, думаешь, нравится все это? Стоишь там в своем киоске, а ни копейки пока не отложили. И завтра портнихе еще платить…

– Да не каждый ведь год пальто шьешь…Теперь виноватым почувствовал себя Евлампьев.Пальто все таки, такая вещь…

– Ой, да пальто бы хоть, а то!..расстроенно махнула рукой Маша.

Накануне они опять ходили к закройщице, отдали шкурки, Маша примерила совершенно, считай, готовое пальто, только без воротника, и оба эти дня после примерки ходила сама не своя.

Пальто, как было на груди мешком, так мешком и осталось, не помогли никакие вытачки, и на спине, хотя рукава уже были вшиты, все так же сидело горбом, хотя он и правда, как обещала закройщица, стал поменьше.

– Так а вы что же хотите, – сказала закройшица, когда Маша, просительно улыбаясь, показала ей в зеркале на спину, – вы хотите, чтобы зимнее на вас, как плащик, влитое сидело? Никогда такого не будет. Оно же толстущее, два слоя ватнна, что вы котите?

Она сшила пальто, и ей сейчас важно было получить за него оставшисся деньги, а как сшила   не имело для нее никакого значения. Как бы ни сшила   возьмут в любом случае: больше уплачено, чем не уплачсно, да и куда они со своими ворованными шкуркамн…

К зарплате нынче опять приурочили собрание. Было объявлено, что деньги будут выдавать в одиннадцать, но Марго, когда все собрались, чтобы народ после получки не разбежался, сказала, что сначала собрание, а после уж деньги.

Владимир Матвеевич, как Евлампьев ни хитрил, чтобы не попасться ему на глаза, все же заметил его и сел рядом.

– Привет фронтовикам! – опускаясь на стул, хлопнул он Евламцьева по колену. И едва Евлампьев ответил, спросил: – Как ты, получил?

– Удостоверение?

– Его.

– Нет, – коротко сказал Евлампьев.

Ему не хотелось ничего объяснять Владимиру Матвеевичу. Он боялся, если тот начнет выспрашивать, он не выдержит и скажет ему что нибудь крепкое.

Владимира Матвеевича, однако, почему Евлампьев не получил удостоверение, ничуть не интересовало.

– Во гады, во гады! – сказал он. – Что делают!.. – Похоже, его обрадовало, что Евлампьев тоже не получил. – Шесть лет, как один день, и не положено, говорят!

– А почему не положено?

– В боях, говорят, не был! Я – не был! А что под бомбежкой да под бомбежкой, из щели да в щель – это не в счет!

– А где вы служили?

– Я по интендантской части служил.