Изменить размер шрифта - +
Тусклое серое помещение действовало на меня куда сильнее ослепительной белизны храма Аполлона - стройные колонны,

исчезающие в тумане свода, словно возносили душу в высшие сферы.
     Все было изготовлено из серого антикского камня, вплоть до алтаря жреца, стоящего в дальнем конце храма высоко над головами молящихся.
     Под алтарем лицом к двери сидели пять человек.
     Один из них был советник Трои по семейным делам, в чьи обязанности входило сообщать волю богов троянским властям; другой, по словам Киссея,

был Эпистроф, брат Оилея. Остальных я не знал, но решил, что это низшие служители храма.
     Жрец Оилей стоял спиной к алтарю - его голова и плечи возвышались над перилами. Когда мы с Киссеем искали скамью в передней части храма, я

заметил, что он смотрит на меня и его маленькие глазки горят торжеством.
     Я спокойно выдержал его взгляд.
     Как только мы сели, где-то сзади громко прозвонил колокол. Мужчины на скамье под алтарем - за исключением советника, усердно писавшего

что-то на свитке пергамента, словно от этого зависела его жизнь, - вскочили на ноги и устремились в разные стороны.
     Один поднялся на алтарь, двое других сняли крышки с маленьких урн, где курился фимиам, а четвертый наполнил до краев золотую чашу священным

вином и с торжественным видом отпил из нее.
     Внезапно послышался голос Оилея:
     - Идей может заслужить милость богов своим пожертвованием.
     Эпистроф приблизился к скамье, где сидели мы с Киссеем, и протянул руку. Я вынул из-за пояса и вручил ему шесть золотых монет - плату за

рассмотрение дела.
     Их звон, казалось, послужил сигналом - служители подбежали к подножию алтаря и стали выполнять какие-то замысловатые движения. Я понял их

смысл, когда из-под перил потянулись вверх струи дыма, увеличиваясь в размере, покуда передняя часть алтаря вместе с головой и плечами жреца не

скрылась из виду.
     Запах дыма становился все резче.
     Опустившись на колени, служители запели в унисон. Я не понимал, как они могут открывать рты, не задыхаясь от фимиама. Голоса заполняли

помещение, дым змеился вокруг колонн, все поплыло у меня перед глазами. Маленький советник продолжал невозмутимо строчить пером.
     Это продолжалось достаточно долго - фигура жреца, общающегося с богами, оставалась невидимой. Я начал думать, что боги обратили свой гнев

по верному адресу и задушили Оилея дымом, - когда внезапно пение прекратилось и я услышал его звучный монотонный голос:
     - Да услышит волю богов Идей, сын Дара!
     После краткой паузы голос зазвучал громче прежнего:

     Коли деянье,
     Идей, совершил ты дурное,
     Пусть достаются тебе ни одна, ни другая, а двое

     Когда эхо последнего слова замерло, служители поднялись с колен и начали закрывать урны с курящимися благовониями. Вскоре дымная пелена

исчезла. Голова и плечи Оилея вновь стали видимыми - он стоял в той же позе, глядя на меня блестящими маленькими глазками.
     - Идей, - заговорил он обычным голосом, - ты слышал волю богов. Желаешь ли ты ее толкования?
     Я хорошо знал, что это вопрос для проформы и я получу "толкование", хочу я его или нет.
     - Да, - ответил я.
     Оилей откашлялся.
Быстрый переход