|
– Я бы предпочел, чтобы этого не делали… – начал он, но выражение ее лица разжалобило его. – Я не хочу его беспокоить, мадемуазель. Но если вы обещаете пробыть не более минуты и не разговаривать… – О, я обещаю. Она горела нетерпением. Делакосте открыл ей дверь и они вышли. – Существование этой женщины, – сказал Виллетард тоном знатока, – объясняет дружбу Лебеля с Пиццамано гораздо лучше, чем долг службы. Ее беспокойство о нем дает право предположить, что, как и его господин – Баррас, он знает толк в искусстве сочетания дела и удовольствия. Лальмант проигнорировал это предположение. – Как поступить с Вендрамином? – спросил он. Но Виллетард был настроен цинично. – Удобнее предположить, что ваши подозрения беспочвенны; но крайней мере, пока у нас есть кое какие основания считать, что это не так. – Нам может быть выставлен очень строгий счет за это, если Лебель умрет. – Неужели я этого не понимаю? – вспылил Виллетард. – Но, черт возьми, что мне оставалось делать, если надо было подчиниться Бонапарту? Нам обоим было бы мудрее придерживаться того мнения, что это дело рук инквизиторов. Такое объяснение освобождает нас от ответственности. Бог знает, зачем вам понадобилось столь откровенно разговаривать с Пиццамано. Я счел за благо воспрепятствовать вам. Наверху Делакосте провел свою спутницу в просторную комнату, едва освещенную одной догорающей свечой, стоявшей на столе в ногах кровати с пологом. Доктор прикрыл дверь и бесшумно подвел ее к кровати. При виде лица на фоне белоснежной подушки она едва смогла подавить крик, потому что казалось, будто от него веяло застывшим спокойствием мертвеца. Глаза были закрыты, а глубокие тени заполнили впадины щек и висков. Черные волосы беспорядочно спутались на лбу, блестевшем от влаги. В ужасе она перевела взгляд с этого лица на доктора. Делакосте ответил ей слабой улыбкой утешения и кивнул. В стороне от кровати раздался шорох, и Изотта вдруг поняла, что в комнате присутствует кто то еще. Из темноты появилась женщина и встала у кровати напротив нее. От шума, произведенного этой дамой при вставании, глаза мужчины удивленно заморгали, и затем Изотта поняла, что он внимательно рассматривает ее. В печальной рассеянности этих глаз появилось нечто, подобное теплу раздуваемых угольков. Вопреки быстрому предупреждающему жесту доктора, он приподнялся. – Изотта! – Марк Антуан с удивлением произнес ее имя. – Изотта! – его голос постепенно слабел. – Я получил ваше письмо… Ваше предупреждение… Но все хорошо. Все отлично… – речь его стала едва слышимой. – Я приму меры. Я… Губы его еще шевелились, но с них не слетало ни единого звука. Когда она склонилась поближе, его глаза медленно закрылись, будто под тяжестью неодолимой усталости. Доктор дотронулся до нее рукой и тихо вывел ее из комнаты. Уже за дверью он вновь утешал ее, отгоняя тревогу. – Он очень слаб. Это естественно. Огромная потеря крови. Но у него большие жизненные силы. С божьей помощью, мы вылечим его. Тем временем он будет здесь в преданных ему руках. Изотта вспомнила ту хрупкую златовласую женщину с привлекательным лицом, стоявшую возле постели больного. – Кто эта дама? – спросила она – Мадам виконтесса де Сол. – Виконтесса де Сол? – и доктор подивился тому, что этот вопрос содержал столь глубокое недоверие. – Виконтесса де Сол, – повторил он. – Она останется этой ночью присматривать и ухаживать за ним. Только теперь Изотта вспомнила ту часть подслушанной беседы между ее отцом и Корнером, в которой это имя упоминалось. |
