|
Затем он оказался перед Изоттой. Она дала ему свою руку, губы ее дрогнули в улыбке, но глаза были задумчивы. Он взял ее руку – и, пока она, холодная как лед, лежала в его руке, нависла пауза. Он ждал каких то слов от нее. Не дождавшись, он склонил свою темноволосую голову и очень почтительно поцеловал ее пальцы. Коснувшись губами пальцев, он почувствовал ее дрожь и услышал, наконец, ее голос – тот мягкий голос, запомнившийся ему таким мелодичным и смеющимся, теперь был напряженным и тихим. – Вы говорили, что можете приехать однажды в Венецию, Марк. Он затрепетал, радуясь свидетельству того, что она помнит его последние слова. – Я говорил, что приеду, если буду жив. И вот я здесь. – Да, вы здесь, – откликнулась она безжизненным тоном. Это вновь охладило его. Еще более бесстрастно, что наполнялось для него особым смыслом, прозвучало: – Вы задержали свой визит. Он понял, что она как бы сказала ему: «Вы приехали слишком поздно, глупец. Зачем тогда вы вообще приехали?». Он неловко сделал полуоборот и уловил участие и даже смятение в глазах ее родителей. Доменико стоял поодаль: взгляд опущен, насупленные брови слились воедино. Затем мягко, непринужденным тоном заговорила графиня: – Вы находите, что Изотта изменилась? Конечно, она повзрослела. И, прежде чем он успел воздать должное неотразимой красоте Изотты, прозвучали слова, которые все разъяснили и разрешили его сомнения приговором безысходности: – Она должна очень скоро выйти замуж. В последовавшей тишине – абсолютной, мучительной тишине – он почувствовал то же, что и в тот день три года назад, когда Камиль Лебель, председательствовавший в Революционном Трибунале Тура, приговорил его к смерти. Но сразу же, как и тогда, его отчаяние было подавлено сознанием того, что он – Марк Антуан Вильерс де Меллевилль, виконт де Сол и пэр Франции, что он обязан по своему происхождению и крови устоять, не издав ни стона из своих уст и не проявив нетвердости во взгляде. Он поклонился Изотте: – Я поздравляю этого счастливейшего из мужчин. Молю лишь о том, чтобы он был достоин этого великого блаженства, какое он получает в вас, моя дорогая Изотта «Хорошо сказано», – подумал он. Его поведение было корректно, его слова хорошо подобраны. Почему же тогда она выглядит так, будто вот вот разрыдается? Он обернулся к графу. – Изотта сказала, что я задержал приезд. Не я, а события задержали его. Вкратце он рассказал, как он выкупил свое бегство из тюрьмы в Туре, как он вернулся после этого в Англию, где по требованию долга занимался делами эмигрантов; как он побывал в гибельном деле при Киброне и, позднее, – в бедствии при Савиньи, где он был ранен; как после этого он продолжал сражаться в Вандее, в армии Шаретта, до его последнего поражения от Гоша пару месяцев назад; как ему во второй раз посчастливилось ускользнуть из Франции. Он возвратился в Англию и, поскольку разгром полностью освободил его от всех обязанностей, он направил свои усилия на достижение личных целей, где обязанности его были недолгими и состояли в войне с собственными приготовлениями. Он получил поручение по службе и потому переделал свою фамилию на английский лад – Мелвил – и теперь просит их помнить, что для всех в Венеции он является мистером Мелвилом – английским джентльменом, от безделья изучающим мир. Он изложил все это сдержанно, бесстрастным тоном, механически. Мысли его были где то далеко. Он явился слишком поздно. С Изоттой было связано все, что имело для него значение в жизни; и ему, несчастному глупцу, не досталось то, что он находил божественно прекрасным. |
