|
– Но я уверен, что мистер Мелвил не принял по ошибке за любопытство тот глубокий интерес, который он у меня вызывает. И если он – ваш старый друг, разве это мешает нам относиться друг к другу с симпатией? Мелвил ответил в том же тоне: – Вы слишком добры, сэр. Я глубоко тронут. – Однако, месье Мелвил, для англичанина вы очень уж безупречно изъясняетесь на французском! Это не в обиду вашим соотечественникам, – поспешно пояснил он. – Просто необычно слышать столь чистую и плавную речь от того, кто не родился французом. – Мне очень повезло. Значительную часть своей молодости я провел во Франции. – О, расскажите мне об этом. Это так интересно, так необычно… Встретить человека, который… – Который задает так много вопросов, – завершил фразу Доменико. Вендрамин, чья речь была прервана таким образом, проявил недовольство, но лишь на мгновение, вновь обретая свою доброжелательность. – Меня упрекнули, – засмеялся он беззаботно, взмахнув рукой, утопающей в облаке кружев. – Но это справедливый упрек. Я признаю, что мой интерес к этому обаятельному мистеру Мелвилу вышел за рамки приличия. Не держите на меня обиды, мой дорогой сэр, и считайте, что я всегда к вашим услугам, пока вы в Венеции. – Покажите ему красоты окрестностей Сан Барнабо, – саркастически посоветовал ему Доменико. – Это будет занимательно и поучительно для него. И тут, наконец, Марк Антуан вспомнил, где и в какой связи он слышал это имя. Лальмант упоминал о Леонардо Вендрамине, как о барнаботто – представителе многочисленного класса обедневших и пришедших в упадок патрициев, прозванных так из за района Сан Барнабо, где они по большей части теперь проживали. По причине аристократического происхождения им не пристало унижаться до тяжелого труда и подвергаться мукам голода. И потому они были паразитами на теле государства, охваченные всеми недостатками и пороками, гнездящимися там, где соединяются бедность и тщеславие. Чем то их поддерживало официальными подачками правительство, что то они с напыщенным видом брали взаймы у богатых родственников, если таковые имелись. Благодаря патрицианскому происхождению они обладали правом голоса в Большом Совете и могли повлиять на судьбу государства, не неся ответственности перед достойными гражданами, к которым случайность рождения была не столь благосклонна. Как результат, время от времени способный и вдохновенный барнаботто мог, опираясь на голоса своих собратьев по благородному попрошайничеству, добиться избрания на один из главных постов государства с его соответствующими высокими доходами. Марк Антуан вспомнил теперь, что именно Лальмант говорил об этом Вендрамине, но был более занят мыслями о том, как представитель этого пораженного бедностью класса мог позволить себе чрезмерную роскошь в одежде, отличающую этого человека. Он также спрашивал себя, как же произошло, что Изотта – дочь одной из влиятельнейших семей сенаторского ранга, которая несла больше привлекательности и чести, чем любой дом, куда она могла войти женой, – должна быть отдана ее отцом – щепетильным аристократом – этому барнаботто. Тем временем Вендрамин, решивший представить шуткой выпад своего будущего шурина, ответил шуткой по поводу жадности своих собратьев барнаботти. Затем поспешно и искусно он перевел беседу на надежную почву политики и последних слухов из Милана о французах и о ходе кампании, выказав оптимизм, что было, очевидно, основой его нрава. Этот коротышка корсиканец теперь потерпит сокрушительное поражение от императора. – Молю бога, чтобы вы оказались правы, – страстно произнес граф. |
