Когда в колониях вспыхнул мятеж, он приветствовал мятежников. Сколько тысяч
колеблющихся подстрекнул он этим к открытому сопротивлению! Он был подобен
генералу, который говорит своей взбунтовавшейся армии: "Боже, храни короля!
Солдаты, вы имеете право бунтовать!" Не приходится удивляться, что в одном
городе ему поставлен памятник, а в другом висит его портрет, в то время как
повсюду на виселицах болтаются чучела министров и губернаторов. В нашем
виргинском городе Уильямсберге какие-то умники провели подписку и заказали
портрет лорда Чатема, облаченного в римскую тогу, держащего речь на форуме и
указующего на дворец Уайт-Холл, на то самое окно, через которое Карла I
выволокли, чтобы обезглавить! Что и говорить, очень тонкая аллегория и
приятный комплимент английскому государственному деятелю! Я слышал, впрочем,
что голову милорда художник писал с его бюста, и таким образом она была
снята с плеч без его ведома.
Своим отечеством я считаю не Виргинию, не Америку, а Англию, и в этом
споре держу, или, вернее, держал, сторону Англии. Мои симпатии и всегда были
на ее стороне, а теперь я еще и жил там, и владел землей; но, доведись мне
жить на берегу реки Джеймс или Потомака и выращивать табак, взгляды у меня,
вероятно, были бы иные. Когда я, к примеру сказать, посетил моего брата в
его новом доме на плантации, то тут же увидел, что и он, и его супруга такие
же американцы до мозга костей, как я - англичанин. Мы немножко поспорили, и
оба разгорячились, - кто мог этого избежать в те тревожные времена? - но в
споре мы не злобствовали друг на друга, и даже моя новая сестрица не смогла
посеять между нами розни, хоть и старалась, как могла, - и во время наших
бесед, и у себя в спальне, где она, без сомнения, как образцовая жена,
читала наставления своему супругу. Мы так верили друг другу, что даже
супружеский долг не мог заставить Гарри поссориться с братом. Он и теперь
любил меня не меньше, чем в те дни, когда мое слово было для него законом.
Гарри уверял, что и он, и каждый виргинец, разделяющий его убеждения, верны
королю. Война еще не была объявлена, и наши джентльмены, даже если
расходились во взглядах, были достаточно любезны друг с другом. Более того,
на всех празднествах и званых обедах нарочито громко провозглашались тосты
за здоровье короля, и ассамблеи всех колоний, уже готовясь к Конгрессу, уже
решительно противясь любой попытке взимания налогов в пользу английского
правительства, все еще распинались в своем уважении к Отцу и Монарху и
трогательно взывали к своему августейшему покровителю, моля его прогнать
злых советчиков и прислушаться к голосу здравого смысла и умеренности. Наши
виргинские джентльмены до самого последнего времени отличались серьезностью,
благонравием и чувством собственного достоинства, гордились своим
происхождением и званиями. Это позднее, уже в Европе, мы наслушались
разговоров о равенстве и братстве. Но даже среди самых выдающихся людей
Старого Света я не встречал человека, обладающего большим чувством
собственного достоинства и умеющего сохранять его в любых обстоятельствах,
нежели мистер Вашингтон (не исключая короля, против которого он поднял
оружие). |