Я имел в виду капитана Уорингтона, который
находился возле мистера Вулфа, когда тот скончался. Я сам хотел бы быть
возле него и разделить его судьбу.
И пылкий Ли торжественно направляется к Гарри, с уважением пожимает ему
руку и удостаивает его нескольких лестных слов, за что я уже готов простить
полковнику его дерзость, ибо до этой минуты мой дорогой Хел в старом мундире
своего знаменитого, покинутого им полка с крайне унылым видом прохаживался
по материнским покоям.
У нас с Хелом было немало встреч, которым наша суровая матушка не могла
помешать, и тогда нашими устами говорила взаимная любовь, презирающая все
преграды. Мы с братом во всем - в наших вкусах, взглядах, интересах - были
полной противоположностью друг другу: он был подвижен, любил охоту,
всяческие развлечения на вольном воздухе, а я все свое время готов был
проводить за книгами или в праздном самоуглублении; и тем не менее наша
взаимная привязанность была столь сильна, что могла бы поспорить даже с
любовью к женщине. Хел сам, на свой безыскусный лад, исповедался мне в своих
чувствах, когда мы, оставив жен и всех других представительниц прекрасного
пола, отправились в Каслвуд, где провели неделю в полном одиночестве, если
не считать нескольких оставленных там слуг-негров.
Наши жены невзлюбили друг друга. Я достаточно хорошо знаю леди Тео,
чтобы с одного взгляда безошибочно определить, понравилась ли ей та или иная
женщина. А если у этого упрямого создания сложилось однажды свое мнение, то
уж никакая сила убеждения, никакие мои доводы и настояния не могут его
изменить. Да разве она когда-нибудь позволила себе сказать хоть одно дурное
слово о миссис такой-то или о мисс такой-то? Только не она! Разве не была
она всегда безупречно любезна с ними? Безусловно, была! Миледи Тео неизменно
вежлива со всеми нищими и побирушками, обращается со своими судомойками, как
с принцессами, и не преминет сделать комплимент дантисту за удивительное
изящество, с каким он выдрал ей зуб. Если я повелю, она вычистит мне сапоги
или выгребет золу из камина (с видом герцогини, разумеется), но стоит мне
сказать: "Моя дорогая, будь ласкова с этой дамой", - или: "Будь приветлива с
той", - как от ее послушания не останется и следа: она сделает изысканнейший
реверанс, будет улыбаться как положено и даже обменяется поцелуями, но
ухитрится при этом каким-то таинственным, прямо-таки франкмасонским
способом, которым владеют только женщины, дать понять этой особе, что она ее
терпеть не может. С миссис Фанни мы встречались и в ее доме, и в других
домах. Я с детских лет привык тепло относиться к ней. Я вполне понимал
беднягу Хела, когда он со слезами на глазах клялся и божился, что, черт
побери, это наша маменька сама, своими несправедливыми притеснениями,
которым здесь подвергалась Фанни, вынудила его жениться на ней. Не мог же он
спокойно взирать на то, как мучают бедняжку, и не прийти к ней на помощь!
Нет, бог свидетель, не мог! Повторяю, я вполне этому верил и даже искренне
сочувствовал моей невестке - но заставить себя полюбить ее было все же выше
моих сил, и когда Хел начинал пылко восхвалять ее красоту и добродетели и
страстно требовать от меня подтверждения, что она само совершенство, я
отвечал каким-нибудь вялым комплиментом или уклончивым согласием, чувствуя
при этом, что причиняю ужасное разочарование моему бедному восторженному
брату, и проклинал себя в душе за эту свою фанатическую ненависть ко всякому
лицемерию и лжи, которая порой меня обуревает. |