И я торжественно утверждаю, что ничто на свете и никогда не заставило
бы ее поверить, что Гарри не находится у жены под башмаком, - ничто и
никогда.
Итак, мы с Гарри отправились в Каслвуд без женщин и поселились в
дорогом нашему сердцу унылом старом доме, где мы были так счастливы
когда-то, а я порой - так мрачен. Была зима, сезон охоты на уток, и Гарри
уходил на реку и десятками, дюжинами бушелей приносил домой подстреленных
нырков, а я в это время сидел в дедушкиной библиотеке, обложившись старыми,
заплеснелыми томами, любимыми мной с детства... И сейчас еще видится мне
этот огромный фолиант, с трудом умещавшийся в ручонках мальчугана, сидящего
возле седовласого деда. Я читал мои любимые книги; я спал в моей кровати в
моей старой спальне, где, как и утверждала матушка, все оставалось
нетронутым с того дня, как я уехал в Европу. И, как в детстве, меня будил
веселый голос Хела. Как все, кто любит побродить по полям, он привык
подниматься рано. Он заглядывал в комнату, будил меня и усаживался у меня в
ногах, наполняя воздух клубами ароматного дыма из своей первой утренней
трубки, в то время как негры уже клали огромные поленья дров в камин. Да,
это было счастливое время! Старик Натан открыл мне хитроумные тайники, в
которых издавна хранили ром и кларет. Мы с Хелом пережили за протекшие годы
немало тревог, печалей, горьких разочарований и битв. Но, сиживая вот так
вдвоем, мы снова становились мальчишками. И даже сейчас, вспоминая эти дни,
я снова чувствую себя мальчишкой.
Злополучный налог на чай - единственный из всех колониальных налогов
последнего времени, который английское правительство не пожелало отменить,
встретил открытое неповиновение во всей Америке. Хотя мы в Англии платили
шиллинг налога с каждого фунта, а в Бостоне или в Чарльстоне - всего три
пенса, тем не менее для американцев это был вопрос принципа: колонии не
желали платить эту подать; впрочем, надо сказать, что они и раньше весьма
решительно уклонялись от уплаты налогов везде, где только можно. В
Чарльстонской гавани суда с чаем были разгружены, и кипы чая остались лежать
на складах. Из Нью-Йорка и Филадельфии суда были отправлены обратно в
Лондон. А в Бостоне (где находился гарнизон, на который жители то и дело
совершали нападения) какие-то патриоты, загримировавшись индейцами,
забрались на корабли и сбросили ненавистный груз в воду. Белый отец не на
шутку разгневался на этот город переодетых индейцев-могоков. Палата общин
английского парламента приняла знаменитый закон, по которому Бостонский порт
был закрыт и таможня переведена в Салем. Массачусетская хартия была
упразднена, и, справедливо предвидя возможность бунтов и вероятную
пристрастность колониальных судов, в чьи руки будут попадать мятежники,
парламент издал указ: все лица, обвиняемые в совершении актов насилия или
оказании вооруженного сопротивления властям, должны быть отправлены для
предания суду в Англию или в другую колонию. |