|
-- Я и не думаю оскорблять ее! -- воскликнул я. -- Не в этом дело. Эти слова были обращены в моем присутствии к мистеру Генри; и если вам этого недостаточно, -- вскоре были сказаны и другие: "Ваша жена, которая в меня влюблена". -- Они поссорились? -- спросил он. Я кивнул. -- Надо скорей пойти к ним, -- сказал он, снова приподнимаясь в постели. -- Нет, нет! -- вскричал я, простирая руки. -- Мне лучше знать, -- сказал он. -- Это опасные слова. -- Неужели вы и теперь не понимаете, милорд? -- спросил я. Он взглядом вопрошал меня о правде. Я бросился на колени перед его кроватью. -- О милорд! Подумайте о том, кто у вас остался; подумайте о бедном грешнике, которого вы зачали и которого жена ваша родила вам, которого ни один из нас не поддержал в трудную минуту; подумайте о нем, а не о себе; он ведь выносит все один -- подумайте о нем! Это врата печали, Христовы врата, господни врата, и они отверсты. Подумайте о нем, как он о вас подумал: "Кто скажет об этом старику?" -- вот его слова. Вот для чего я пришел, вот почему я здесь и на коленях вас умоляю! -- Пустите, дайте мне встать! -- крикнул он, оттолкнув меня, и раньше моего уже был на ногах. Его голос дрожал, как полощущийся парус, но говорил он внятно, лицо его было бело как снег, но взгляд тверд и глаза сухи. -- Слишком много слов!" -- сказал он. -- Где это произошло? -- В аллее. -- И мистер Генри?.. -- спросил он. Когда я ответил, старое лицо его покрылось морщинами раздумья. -- А мистер Джеме? -- Я оставил его тело на поляне со свечами. -- Со свечами? -- закричал он, быстро подбежал к окну, распахнул его и стал вглядываться в темноту. -- Их могут увидеть с дороги. -- Но кто же ходит там в такой час? -- возразил я. -- Все равно, -- сказал он. -- Чего не бывает! Слушайте! -- воскликнул он. -- Что это? С бухты слышны были осторожные всплески весел, и я сказал ему об этом. -- Контрабандисты, -- сказал милорд. -- Бегите сейчас же, Маккеллар, и потушите эти свечи. Тем временем я оденусь, и когда вы вернетесь, мы обсудим, что делать дальше. Ощупью я спустился вниз и вышел. Свет в аллее виден был издалека, в такую темную ночь его можно было заметить за много миль, и я горько сетовал на себя за такую неосторожность, особенно когда достиг цели. Один из подсвечников был опрокинут, и свечка погасла. Но другая горела ярко, освещая широкий круг мерзлой земли. Среди окружающей черноты все в освещенном кругу выделялось резче, чем даже днем. Посредине было кровавое пятно; немного дальше -- рапира мистера Генри с серебряной рукояткой, но нигде никаких следов тела. Я стоял как вкопанный, и сердце у меня колотилось, а волосы встали на голове, -- так необычно было то, что я видел, так грозны были страхи и предчувствия. |
