Он уже не хлещет водяными плетьми, он лупит водяными кулаками по стеклу. Молнии рисуют в небе огненных ифритов в позе приза «Тэфи».
Дубина обещал мне прозрение. В том смысле, что его вот-вот осенит. Мне не очень-то в это верится, но я покорно терплю скуку, запах пыли и напряженную атмосферу, сгущающуюся в комнате.
Я не помню, кто убил козленка. Кто положил его на алтарь. Кто стоял посреди комнаты, а кровь сотней липких струек лилась у него со лба, затекала в углы рта, капала с подбородка на грудь, ползла к животу, обвивала предплечья и бедра. Я не помню, зачем это было нужно. А главное - я не помню, кого мы собираемся поднимать из мертвых.
Ведь мы уже все для этого сделали - и сделали правильно? Ни перевоплощаться, ни с миром духов разговоры разговаривать нам не требуется. Значит, будем претворять мертвое в живое.
К тому же Дубина свой потенциал перевоплощений давно исчерпал. Он может быть или рабом, или королевичем. Нормальный разброд значений для человека.
Дубина - человек. А я - нет. Так что мой дорогой Геркулес прав: демон разрушения во мне и все время голоден. Если дать ему волю, он будет таскать нас из одной смертельной передряги в другую, чтоб нажраться фаршем, в который я перемалываю людей, города, сады, пустыни и замки. Он и нас с Дубиной когда-нибудь сожрет - демоны не разбирают, где кормящая рука, а где съедобная.
Что ж Геркулес так долго-то? Пора бы ему уже достигнуть ниббуты[39], когда огонь страстей погашен. Огонь страстей. В Дубине. Ха. И о чем я сегодня постоянно думаю?..
Дубина издает почтительное мычание и поднимает на меня просветленный взор. Смаргивает. Просветленность испаряется из его глаз, точно вода, пролитая на раскаленные камни. Нет, Геркулес не таков, чтобы битую секунду лупать глазами, преисполняясь страха и ужаса. За этот срок он успевает вскочить на ноги, схватить меч, перепрыгнуть через алтарь, схватить меня за волосы и приложить лезвие к моей яремной вене. Основательно так приложить, не вздохнешь.
- Что, опять Черную Фурию увидал? - по возможности скучающим голосом произношу я. - Я же тебе объяснила, что она такое. Ты в безопасности. Она тебя не тронет. То есть я тебя не трону. Убери ножик.
- Ты не Тварь. Кто ты такая? - с непривычной интонацией отвечает мне мой принц, защитник, раб и убийца.
Я от изумления давлюсь воздухом. Потом, подумав, отвечаю:
- А на что это похоже?
- На женщину, - следует мгновенный ответ.
Та-ак. Предыдущая сущность у него именовалась Тварь. Позапрошлая - Дрянь (ласковый у меня напарничек, однако!). Ни одна не воспринималась, как женщина. Еще бы. Фурию в женщины записал бы только зоофил. Старого Викинга - геронтофил и... ну, неважно. А Дубина - существо не столь изысканное. Значит, я...
- Оно красивое? - осторожно выясняю я.
- Оно вызывает желание, - снова быстрый ответ, не требующий размышлений.
- И на фига ты столько времени достигал очищения с просветлением? Эффект обратный, - усмехаюсь, судорожно размышляя: как бы мне взглянуть на себя? В прошлый раз вместо зеркала было что-то вроде внутреннего зрения. Я видела себя во всей красе своих змееподобных двадцати с гаком метров. А если сейчас попробовать?
Пробую. Вижу... Дубину. Он великолепен. В нем столько силы, столько тепла, столько сока - вот они текут по его сосудам, пульсируют там, словно жидкое золото, кожа его светится, как хрусталь, пропуская восхитительный жар, и запах, и вкус его жизни... ЕДА! А-а-а-а-а!
Мои волосы скручены в поводок и намертво привязаны к какому-то крюку, свисающему с потолка. Я подвешена на собственных волосах, с руками, стянутыми за спиной в локтях. Любое неосторожное движение оскальпирует меня. Я вишу на волосах и слегка подпрыгиваю вверх-вниз, будто живое йо-йо.
Дубина стоит рядом и рассматривает меня с профессионализмом палача. Ну да, он же и есть палач. И почему я все время об этом забываю? Наверное, потому, что палачи со стороны представляются неистовыми, вампирическими ублюдками. |