Ему была свойственна этакая округлая, академическая манера выражаться, если даже речь шла о вещах, требовавших вроде бы более приземленного, что ли, отношения. Я подозреваю, что ему нравилось слышать самого себя, – черта, свойственная многим. Так я подумал, но вслух сказал другое:

    – Ладно, значит, развитие планеты замедлилось. Что же она – так важна для бытия миров?

    (Это было в пику ему: не один он умеет выражаться округло!)

    – Я сказал уже: повседневные дела, не более.

    – Хотелось бы услышать подробнее.

    Хотя я и перебил его, он не обиделся: знал, что сейчас у меня есть такое право.

    – Разумеется. Вернемся в дом – воспринимать объяснения легче, когда видишь все своими глазами.

    Пока мы возвращались, неторопливо ступая по легко пружинившей траве, я попробовал заговорить о том, что, если быть откровенным, сейчас волновало меня куда больше, чем все шаровые звездные скопления Галактики, оптом и в розницу.

    – Мастер! – сказал я. – Где она?

    Сперва он лишь покосился на меня и нахмурился; возможно, мой вопрос показался ему неуместным или бестактным. Но коли уж я заговорил об этом, отступать было нельзя. Он же, со своей стороны, прекрасно понимал, что если он хочет отправить меня с каким-то заданием, связанным с риском, то нельзя оставлять между нами каких-либо недосказанностей.

    – Мне нетрудно понять, что у тебя сейчас на душе, – сказал Мастер, и я поверил ему. – И хотя так делать не полагается, я мог бы – ну, хотя бы позволить тебе увидеться с нею, пусть и ненадолго. Но я этого не сделаю.

    Кивком головы он как бы поставил печать под сказанным.

    – Прежде всего я хочу знать: нужно ли было так поступать с нею? Она ведь могла жить еще долго-долго…

    Кажется, у меня перехватило горло; пришлось сделать паузу.

    – Ты обратился не по адресу, – сказал Мастер. – Мы не распоряжаемся судьбами людей, ни Фермер, ни я. Это – право Высшей Силы. Да, мы иногда спасаем людей, когда им грозит что-то, помогаем им задержаться в Планетарной стадии, как это было с тобой и всем твоим экипажем. Но, если помнишь, я еще в прошлый раз предупреждал тебя: если там тебя постигнет гибель, то это будет настоящая гибель – хотя ты выступал и не в своем теле. Нет, капитан, мы – не судьба. Но ты неправ и в другом: когда говоришь, что она могла бы еще жить. Она и сейчас жива – просто ее Планетарная стадия завершена, началась новая, Космическая. И совершенно естественно, что после этого я забрал ее, моего давнего эмиссара, сюда, на Ферму.

    – Значит, она здесь, – сказал я, подтверждая то, что и без того знал. – Почему же мне нельзя увидеться с нею – пусть и ненадолго, как ты сказал?

    – Твоя любовь к ней не прошла? Или я ошибаюсь?

    Я чуть было не сказал, что для того, чтобы понять это, не надо быть большого ума. Но вовремя спохватился: все-таки не с Уве-Йоргеном разговаривал я, а с Мастером.

    – Ты не ошибся.

    – Вот поэтому.

    Мне оставалось только пожать плечами:

    – Не улавливаю логики.

    – Если ты увидишь ее сейчас, тебе вряд ли захочется расстаться с нею надолго.