- Воспитанные люди не выставляют свои чувства напоказ.
- Но они по крайней мере остаются серьезными. Вы заметили, на сколько
им хватило серьезности, когда прошло первое потрясение? А вы, Алина? - Не
дав обоим времени ответить, он продолжал: - Монсеньор довольно долго занимал
вас беседой, достаточно долго, чтобы вызвать неудовольствие госпожи де
Бальби...
- Андре! О чем ты говоришь? Это же нелепо!
- Возмутительно! - подхватил дядюшка.
- Я только собирался спросить вас, о чем с вами разговаривал принц? Об
ужасах последних недель? О судьбе короля, своего брата?
- Нет.
- Так о чем же?
- Я не очень запомнила. Он говорил о... Ах, да ни о чем. Принц был
очень любезен, пожалуй, даже льстив... Он говорил... О чем говорит галантный
кавалер, беседуя с дамой? Обо всяких пустяках. Кажется, так и было.
- Вам кажется! - мрачно повторил Андре-Луи. Скулы и нос резко
выделялись на его узком лице, глаза горели по-волчьи спокойным, но недобрым,
желтоватым огнем. - Вы дама и не раз вступали в беседу с галантными
кавалерами. Они вели себя так же?
- Ну... приблизительно. В таком духе. Ох, Андре, что у вас на уме?
- Да, во имя святого: что? - рявкнул господин де Керкадью.
- Ничего. Просто я считаю, что в данных обстоятельствах монсеньору не
пристало тратить время на галантные беседы с дамами. Есть дела и поважнее.
- Вы выводите меня из терпения, - не выдержал господин де Керкадью. -
Его высочество был потрясен. А когда первое потрясение прошло, он
успокоился. Чем еще он может помочь королю? Да и о чем тревожиться? Через
месяц союзники войдут в Париж и освободят его величество.
- Если раньше эта провокация не вызовет возмущение народа и народ не
убьет Людовика. Вот о чем следовало бы тревожиться его брату. Как бы то ни
было, я считаю, что Алина должна отказаться от чести составить компанию
мадам де Бальби.
- Но, ради Бога, Андре! - вскричал сеньор де Гаврийяк. - Как мы можем
отказаться? Ведь это не предложение, это назначение.
- Ее высочество не королева. Пока.
- Здесь она на положении королевы. Монсеньор - регент de posse[5], а
вскоре может стать и de facto.
- Значит, - тяжело выговорил Андре, - значит, от назначения нельзя
отказаться?
Алина грустно смотрела на него, но ничего не говорила. Крестный тоже
молчал. Андре резко встал и снова подошел к окну. Стоя там и глядя на
бесконечный дождь, он долго барабанил пальцами по раме. Де Керкадью, хмурый
и раздасадованный, хотел было что-то сказать, но Алина жестом остановила
его.
Она встала, подошла к Андре-Луи, обняла и, притянув его голову,
прижалась щекой к его щеке.
- Андре! Ну почему ты иногда такой глупый? Неужели ты ревнуешь меня к
монсеньору? Это же нелепо!
Андре-Луи смягчился. |