|
Принц милостиво согласился и обратил взор на молодого человека. Возможно, тут сыграло свою роль негодование, кипевшее в душе Андре-Луи, но его холодность и невозмутимость показались присутствующим настолько вызывающими, что едва не привели их в смятение. Поклон молодого человека в ответ на кивок монсеньора был почти небрежен. Выпрямившись, Анре-Луи бесцветным голосом, не приукрашивая картины, бесстрастно поведал о чудовищных парижских событиях. - Неделю назад, десятого, население города, приведенное в бешенство манифестом герцога Брауншвейгского, повергнутое в отчаяние известием о вторжении чужеземных войск, обратило свой гнев против соотечественников, приветствовавших интервенцию. Толпа штурмовала дворец Тюильри и в слепой ярости загнанного в угол зверя перебила швейцарских гвардейцев и дворян, оставшихся защищать его величество. Крик ужаса прервал рассказ Андре-Луи. Монсеньор тяжело поднялся из кресла. Щеки принца в значительной мере потеряли присущий им яркий румянец. - А... король? - с дрожью в голосе спросил он. - Его величество с семьей взяла под свою защиту Национальная ассамблея. Воцарившееся испуганное молчание прервал нетерпеливый окрик монсеньора: - Дальше! Что еще, сударь? - В настоящее время городские власти Парижа оказались, по существу, хозяевами государства. Крайне сомнительно, что Национальная ассамблея в силах им противостоять. Они манипулируют населением, направляя ярость народа в желательную для себя сторону. - И это все, что вам известно, сударь? Все, что вы можете нам сказать? - Все, монсеньор. Большие выпученные глаза графа Прованского продолжали сверлить молодого человека, хотя и без враждебности, но и без симпатии. - Кто вы, сударь? Ваше имя? - Моро, ваше высочество. Андре-Луи Моро. Плебейское имя не вызвало отклика в сознании легкомысленного благородного общества, обладавшего, на свою беду, короткой памятью. - Ваше положение, титул? Керкадью, Алина и г-жа де Плугастель затаили дыхание. Что стоило Андре-Луи дать уклончивый ответ, не раскрываться до конца! Но он презирал увертки. - До недавнего времени я представлял в Национальной ассамблее третье сословие Ансени. Андре понимал, какой переполох вызовут его слова. Он почти физически почувствовал ужас, охвативший присутствующих. Те, кто стоял поближе, отшатнулись и застыли в немой позе монашки на экскурсии в турецких банях. - Патриот! - первым опомнился его высочество. Он выплюнул это слово с омерзением англичанина, которому сообщили, что он только что отведал паштет из лягушачьих лапок. Господин де Керкадью, ни жив ни мертв, поспешил на помощь крестнику. |
