Изменить размер шрифта - +
Успел рассказать -  напоролись  на  засаду,

всех положили из пулеметов. Даже маги не помогли,  стреляли  издалека,  из

укрытий, а патруль как раз на ровное место выехал.

     Много позже, во время похода на Казань, в такие переделки попадали не

раз. Между Воротынцом и речкой Угрой потеряли  целую  сотню.  Хитрая  была

засада: на деревьях насесты сколотили для стрелков, и  словно  знали,  где

пойдут отряды.

     Неделю дружина стояла на месте, пока не  выжгли  все  норы,  а  потом

вперед магов пускали с малыми  патрулями.  Тогда  же  и  пошли  на  хитрый

маневр: повернули от Воротынца двумя тысячами и  по  старой  дороге  назад

подались, а Сармат с тысячей двинул на Канаш. Пока казанцы к  Канашу  силу

стягивали, Виктор с двумя тысячами  Волгу  переплыл,  ночными  и  дневными

переходами вышел к Ветлуге и ее одолел. В это  же  время  знамена  Сармата

реяли то у Мамадыша, то под Умарами, сбивая с толку и запутывая казанцев.

     Надежные  проводники   незаметно   провели   дружину   Виктора   мимо

Йошкар-Олы, лесными тропами  и  гатями  обошли  заставы  Шелангера,  но  в

Сотнуре, где рассчитывали  немного  отдохнуть  перед  броском  на  Казань,

неожиданно встретили ожесточенное сопротивление, ожесточились сами и  всех

подчистую истребили.

     Осенью уже и маги были согласны на поход. Неожиданно заболел  Сармат.

Лихорадка долго не отпускала его, иссох Правитель, пожелтел лицом.

     Маги копошились, вытягивая из него хворь, и он вроде шел на поправку,

но через день-другой опять слабел.  Николай,  тот  вовсе  от  больного  не

отходил,  дневал  и  ночевал  рядом,  сам  тоже  иссох,  казалось,  раньше

Правителя отойдет, чтобы, согласно обыкновению, лично  проверить,  нет  ли

там какого подвоха или умысла...

     На исходе осени Сармат призвал Мартына и Виктора.

     Виктор хорошо помнил тот день. Сармат полулежал, опираясь на подушки,

глаза впали, могучая некогда борода свисала неопрятными клочьями.  Говорил

тихо, еле слышно, временами пытался  взрыкивать,  но  выходил  лишь  хрип.

Грустно кривил сухие губы,  ругался  шепотом.  Ждали  Бориса.  Говорили  о

пустяках.

     Потом, когда все собрались, Сармат попросил пить. Долго не  отрывался

от чашки, глаза прикрыл, веки в синих и красных прожилках дергались.

     До слез было жалко этого  сильного  большого  человека,  обглоданного

болезнью. Виктор вспомнил, как в  Саратове  учил  его  Сармат  работать  с

мечом, как гонял день за днем до изнеможения, заставляя  повторять  каждый

вольт сотни раз, а через пару месяцев  неожиданно  похвалил,  сказав,  что

когда его убьют, то Виктор будет лучшим рубакой. Его не убили,  он  уходил

сам. Виктор понимал, что сила и  бессилие  равно  преходящи  и  никого  не

минует минута уныния. Поэтому он смотрел на Правителя  спокойно  и  слезы,

подобно Мартыну, не точил. Голос Сармата  окреп.  Он  давал  распоряжения,

советовал, что и  как  наладить  в  оружейных  мастерских,  велел  удвоить

дозорных на постах, но сменять чаще.

Быстрый переход