Накопилось за последние годы много лишнего - неосторожные слова,  взаимная

усталость, много ерунды всякой.

     Он подошел к оружейному сундуку. Взял малый арбалет, оттянул рукоять.

Железная стрела вышла из прорези магазина и легла на  штифты.  Разрядил  и

осторожно положил арбалет на стол. Выбрал несколько найфов и рассовал  под

одежду, а к поясу прицепил пару обойм  с  метательными  лезвиями.  Кожаная

куртка с кольчужной подкладкой тяжело легла на  плечи.  Подержал  в  руках

стилет с серебряной рукояткой - подарок оружейников. Спрятал за пазухой.

     Подошел к окну. Высоко. Да и веревок нет. Можно свить  из  занавесей,

хватит этажа на три-четыре. Спуститься прямо к окнам Ксении, а оттуда уйти

вместе с ней. Не годится. Ее этаж под наблюдением: вон как  быстро  Сармат

прискакал, доложили, что гость в покоях  невесты!  Да,  высоковато.  Вдруг

нечисть шалить начнет? Магов истребили, теперь разгуляется!

     Он не хотел признаваться себе, что боится высоты. Страх  был  давний,

но временами он просыпался, и  тогда  окна  занавешивались  шторами.  Сама

мысль о том, чтобы высадить  стекла  и  ползти  по  карнизам  и  скользким

плитам, приводила его в содрогание.

     Но выход должен быть. Долго разглядывал площадку перед дверью.  Опять

подперли  доской.  Значит,  неожиданный  прорыв  исключается.  Хотя   если

осторожно сдвинуть проржавевшие шпингалеты на вторых створках и пнуть  как

следует... Один, второй, вон еще двое... В выпуклом  зрачке  было  заметно

движение и на лестнице. Даже если там всего двое  -  не  очень  хорошо.  В

полутьме почти не видать. Достанут стрелой,  пока  он  будет  рубиться  со

стражами.

     Ему стало стыдно. С дружинниками он не один год  делил  кусок  хлеба,

кров и удачу. Но это было давно. Старые бойцы  почти  все  ушли,  одни  на

покой, другие на погост. К этим же относился иначе, и думал не о каждом  в

отдельности, а о сотнях, тысячах. Все равно, не враги же они ему!

     И Сармат мне не враг, с ожесточением сказал он себе, и Борис  Сармату

не был врагом, а маги служили верно. А расплата за  верную  службу  -  ему

опала и заточение, Борису и его людям - смерть лютая.

     Уйти можно.  С  шумом,  с  грохотом  прорубиться,  оставив  за  собой

кровавый след. Но Ксения останется здесь, и Сармат  будет  смотреть  в  ее

глаза, прикасаться к ее телу...

     Виктор сел в кресло и расслабленно откинулся на спинку. Давно,  когда

он еще был гонцом, старый Гонта научил в трудные минуты закрывать глаза  и

ни о чем не думать. Решение или подсказка всплывали  изнутри,  и  тогда  -

вперед!

     Забыться не удавалось.  Изнутри  чужой  нетерпеливый  голос  торопил,

подзуживал немедленно, не теряя ни минуты убираться отсюда любой ценой,  а

если в эту цену встанет кровь, то и ценой крови.  Но  другой,  полузабытый

голос старого Гонты  шептал:  "Не  торопись,  суетливый  гонец  -  мертвый

гонец". И еще он вспомнил присказку Гонты - чем хуже дела, тем  ну  их  на

хрен! Мысли путались, смутные образы, лица медленно  всплывали  на  темную

маслянистую воду, а потом сверху опустилось бесшумное  пушистое  пламя,  и

лица исчезли в кипящей воде.