- Там откупаться будешь.
- Злой ты, Ваня, - горько сказал Ухватченко. - Я ведь от чистого сердца.
Сказано ж в Писании: не согрешишь, не покаешься.
- Иди, иди! - Участковый уже принял решение, это было видно по его
медальному лицу. - Не нужно нам... этого...
- Эх, Ваня! - укоризненно простонал завскладом, укладывая свои сокровища в
широкий и объемистый картофельный мешок. - Раньше ты другой был. И маслицем с
медком не брезговал, и семя подсолнечное мешками брал. Брал ведь, Ваня?
- За то и отвечу, - играя желваками, сказал участковый. - Иди, Аркадий
Андреич, Господь с тобой!
Ухватченко собрал банки в мешок, аккуратно его завязал и, сгорбившись,
вышел на крыльцо дома поселковой администрации.
Из окна кабинета главы администрации слышался спор.
- Ты ж, паразит, весь поселок замутил! - кричал глава. - Всех
перебаламутил, всех перессорил! Все у тебя непорядочные, один ты чистый. А вот
тебе! Не будет тебе, Аким, положительной характеристики! На чужом горбу захотел
в Рай въехать? Иди отсюда, иди! Я лучше Ваньке Непомнящему положительную
характеристику напишу, чем тебе!
- Не губи, - ныл Поликратов. - Христом Богом прошу, не губи! Не бери грех
на душу, Степаныч!
- Иди, иди, - напутствовал Поликратова глава Рос-сошек. - Господь подаст!
Ухватченко злобно плюнул, подхватил мешок и двинулся к дому.
Из колонки рядом с домом набирали воду в ведра две его соседки.
Оторвавшись от своего занятия, они молча смотрели на заведующего складом.
- Чего уставились, мокрощелки? - не выдержал Ухватченко. - Вылупили зенки!
Думаете, вам там сладко будет? Все, все вам там припомнят! Всех мужиков
посчитают!
Бойкая и разбитная лахудра Оксана Махоткина весело засмеялась,
подбоченилась гордо:
- Нашел чем пугать. Я так думаю, что и среди Ангелов мужики попадаются.
Отмолимся совместно. Это ты, Аркадий, все добро наживал. А наши грехи небольшие
да сладкие, вон они около дома бегают.
- Ишь, невинные, - криво усмехнулся Аркадий Ухватченко и плюнул.
Войдя во двор, Ухватченко увидел жену. Алевтина Николаевна, расставив
полные, но не потерявшие стройности ноги, стояла рядом с костром и швыряла в
него пуховые да шерстяные платки, что вязала всю зиму для продажи
в Царицыне.
- Ты что ж это, мать? - спросил Ухватченко. - Совсем обезумела?
- Молчи! - Алевтина Николаевна подбросила в огонь еще сверточек. - Не
хочу, чтобы после меня кто-то всего этого касался! Сам-то куда ходил?
- К Храбрых я ходил, - нехотя признался Ухватченко. - Сдаваться ходил.
Только он мне отказал.
- И-ии, - сказала жена. - Дурак ты старый. Нашел время! Кому она сейчас,
твоя вина, нужна?
- Я ж ему все отнес, - не слушая жены, продолжал Аркадий. |