Изменить размер шрифта - +

    -  А ты, боярин, сказывают, князь? - чуть склонила она набок голову.

    -  Есть немного, - подтвердил Зверев под аккомпанемент собачьего воя.

    -  А вправду сказывают, боярин, что князья русские так горды, что к барышням безродным не прикасаются совсем, как бы любовью сердечко девичье ни томилось?

    -  Ты хочешь это проверить, Цветава? - сделал шаг навстречу Андрей, и тонкие, словно выточенные из слоновой кости черты женского лица наконец проступили из сумрака.

    -  Хочу, боярин, - протянула руки навстречу девушка и…

    -  Кто здесь?! - Хлопнула входная дверь. - Что за шум? Ты чего разошелся, пустобрех?

    -  Это я, Лукерья Ферапонтовна, - отозвался Зверев. - Вышел перед сном немного проветриться.

    -  Прости, княже. - Женщина опустила топор и запахнула полы тулупа. - Слухи у нас тут дурные ходят. Да и пес… развылся.

    -  Я уже возвращаюсь… - Андрей повернулся к Цветаве, но девушка исчезла, словно ее и не было. Видать, хозяйки испугалась. Князь Сакульский разочарованно махнул рукой: - Ну вот… Иду, Лукерья Ферапонтовна, иду. Не беспокойся, боярыня, я дверь закрою.

    После улицы и темных сеней светелка показалась залитой ярким светом. Однако делать при свете тут все равно было нечего. Андрей стянул сапоги, рубаху, развязал пояс портов и влез под одеяло, на чистые прохладные простыни. Сладко потянулся, дунул на свечи и закрыл глаза. Но едва он начал проваливаться в сладкую дрему, как скрипнула на подпятниках дверь, послышались осторожные шаги.

    -  Кто здесь? - рывком сел на постели Зверев, пытаясь разглядеть в полной мгле, где лежит его оружие.

    -  То я, княже, не беспокойся, - отозвался Пахом.

    -  Чего ты тут делаешь?

    -  Я помысли… От, проклятье! - В темноте послышался грохот. - Я так помыслил, лучше с тобою… Ой, язви его холерой!

    -  Зажги свет, переломаешь тут все впотьмах!

    -  Сейчас, княже…

    Холоп запыхтел, зашуршал, послышался стук кресала, в свете искр проступили непослушные Пахомовы лохмы, торчащие в разные стороны что из бороды, что на макушке. Дядька подул на мох, подсунул тонкую полоску бересты.

    -  Свечи здесь, у меня.

    -  Вижу, княже… - Пахом запалил фитили и торопливо бросил на пол бересту, придавил сапогом.

    -  Так чего ты задумал?

    -  Рази забыл ты, княже, об чем мы в бане перемолвились? Странно сие. Боярин Кошкин странный, боярин Храмцов, царствие ему небесное. Я с тобой рядом переночую, княже, от греха. Мало ли чего? Вон, промеж постелью твоей и стеной аккурат для меня места хватит.

    -  На лавку ложись, чего на холодном полу мучиться?

    -  Лавка узкая, свалюсь, не дай Бог. А на полу я овчину расстелю, завернусь, ты меня и не заметишь, княже, не побеспокою. И тепло мне будет, и мягко… А чего это пояс твой в стороне лежит? - повысил на господина голос холоп. - Мы об чем речи вели?! Настороже быть надобно! А ты саблю от себя за версту кидаешь. Понадобится - и не найдешь.

    -  Что же мне ее - под подушку класть? - вяло огрызнулся Зверев.

    -  А хоть и под подушку, - подобрал оружие Пахом и принес Андрею, - али рядом пристрой.

    Князь покрутился, пристроил пояс с одной стороны, с другой.

Быстрый переход