|
Мать три дня назад уехала в Кансай с другими верующи-ми. Какие все-таки люди разные, подумал он. Мать – добровольный прислужник бога, сын – в сверхтяжелом бодуне. Он не мог подняться. Правый глаз по-прежнему не открывается. «С кем это я так набрался? Не-по-мню». Попробовал, но мозг будто окаменел. «Ладно, вспомню потом». Пожалуй, еще утро. Но яркие лучи солнца, бившие сквозь шели в шторах, ясно давали по-нять, что дело идет к полудню. Он работал в издательстве, и на незначительные опоздания даже таких молодых работников, как он, смотрели сквозь пальцы. Достаточно отработать вечером, лишь бы дело двигалось. Тем не менее выход на работу после обеда начальник с рук не спустит – выскажет все, что думает. В принципе, можно и мимо ушей пропустить, вот только не хоте-лось, чтобы как-то слразилось на одном знакомом верующем, который пристроил его на эту ра-боту. В конечном итоге, из дому Ёсия вышел почти в час. В другой бы день придумал уважи-тельную причину и остался болеть дома, но сегодня как назло следовало подготовить и отпеча-тать один документ, хранившийся на дискете. И перепоручить это кому-то другому нельзя. Они с матерью жили в районе Асагая, поэтому Ёсия доехал по Центральной линии до станции Йоцуя, там пересел на линию Маруноучи, оттуда добрался до Касумигасэки, где еще раз пересел на линию Хибия и вышел на станции Камия-чё. На ватных ногах взбирался и спускался он по многочисленным лестницам. Издательство располагалось недалеко от станции. Издавало оно туристические путеводители по загранице. В пол-одиннадцатого вечера, по дороге домой, пересаживаясь на станции Касумигасзки, он увидел человека без мочки уха. На вид было человеку за пятьдесят, волосы седоватые. Высокий, без очков, в старомодном твидовом пальто и с кожаным портфелем в правой руке. Он медленно шагал от платформы линии Хибия к платформе линии Чиёда, словно о чем-то размышлял. И Ёсия не задумываясь пошел за ним следом. А когда очнулся – в горле стоял сухой ком. Матери Ёсии было сорок три, но выглядела она на тридцать с небольшим. Лицо правиль-ное, очень опрятная. Пуританское питание и гимнастические нагрузки по утрам и вечерам помогали ей сохранять прекрасную фигуру, хорошую кожу. К тому же их с сыном разделяли какие-то восемнадцать лет, из-за чего ее часто принимали за старшую сестру. Вдобавок ко всему, она с трудом ошущала себя матерью. Может, просто была эксцентрич-ной особой. И даже когда Ёсия перешел в среднюю школу и у него начало пробуждаться сексу-альное влечение, она продолжала ходить по дому в неглиже, а то и совсем голой. Одно только – спальни у них были раздельные, но когда матери по ночам становилось одиноко, она приходила в его комнату, не утруждая себя даже что-нибудь накинуть, забиралась к нему в постель и засы-пала, обвив его тело руками, словно кошку или собаку. Он понимал, что в мыслях матери не было каких-либо намерений, но легче от этого не ста-новилось. А до нее, видимо, не доходило, что сын при этом возбуждается и вынужден спать в неудобной, неестественной позе. Ёсия боялся скатиться до фатальных отношений с матерью и не прекращал искать себе та-кую подругу, которая безропотно улеглась бы с ним в постель. Поскольку такая никогда не на-ходилась, он время от времени мастурбировал. Уже в старших классах на заработанные по вече-рам деньги посещал неприличные заведения. Сам Ёсия расценивал свои действия даже не как способ сбросить излишнее сексуальное напряжение, а наоборот – как нечто возникшее из страха. Ему следовало покинуть дом и начать жить самостоятельно. Ёсия долго думал об этом: и поступив в институт, и устроившись на работу. Но даже сейчас, в двадцать пять, так и не решился. Одна из причин – он не знал, что может натворить мать, останься она в одиночестве. Он и так много лет тратил массу сил и энергии на то, чтобы не дать осуществиться ее саморазрушительным (хоть и благонамеренным) планам. |
