|
– Что-то у меня живот разболелся, – пожаловался Кэйсукэ. – Как-то продуло, что ли. На горшок бы – тогда отпустит. – Если хочешь, иди домой, – ответила Дзюнко. – Пожалуй, стоит, – жалко промямлил Кэйсукэ. – А ты? – Я провожу Дзюн-тян до дому, не переживай за нее, – сказал Миякэ. – Ну тогда ладно. – И Кэйсукэ попрощался. – Дурак он, – сказала Дзюнко, когда он ушел, и покачала головой. – Сначала набирается, а потом болеет. – Так-то оно так, Дзюн-тян: плохо тем, кто с юных лет с головой не дружит. Никчемные люди. Но у него есть свои достоинства. – Может, и так. Только он, кажется, ни о чем не думает. – Молодежь вообще за словом в карман не лезет. О чем говорят – совсем не думают. Они опять примолкли, думая каждый о своем. Время текло по-разному. – Миякэ-сан, меня один вопрос волнует. Ничего, если спрошу? – Что именно? – Личное. Щекотливое. Миякэ несколько раз провел ладонью по щетине на щеке. – Не знаю. Но раз уж спрашиваешь – спрашивай. – У вас есть же где-то жена, правда? Миякэ вынул из кармана куртки флягу, открыл крышку и неторопливо допил оставшееся виски. Завинтил крышку и убрал флягу в карман, после чего посмотрел в лицо Дзюнко: – С чего тебе это вдруг в голову взбрело? – Совсем не вдруг. Просто подумала… когда Кэйсукэ завел разговор о землетрясении… я посмотрела на ваше лицо. Глаза людей, следящих за костром, – правдивые. Вы же сами когда-то мне это говорили. – Разве? – И дети есть? – Да. Двое. – В Кобэ? – Там – дом. Пожалуй, там и живут. – В каком месте? – Район Хигасинада . Миякэ прищурился, перевел взгляд на море, затем снова посмотрел в огонь. – Не называй Кэйсукэ дураком. Не нам его судить. Я вот, например, и сам ни о чем не ду-маю. Прямо Король Дураков. Понимаешь? – А больше ничего рассказать не хотите? – Нет, не хочу. – Ну и ладно, – сказала Дзюнко. – Но я все равно думаю, что вы человек хороший. – Проблема не в этом, – покачал головой Миякэ. Концом палки он чертил на песке узор. – Ты, Дзюн-тян, когда-нибудь задумывалась о своей смерти? Дзюнко, помедлив, покачала головой. – А я вот частенько. – И как вы собираетесь умереть? – Замерзну в холодильнике. Приходилось о таком слышать? Когда дети играют и забира-ются в выброшенный холодильник, дверца захлопывается, и они там задыхаются. Вот такой вот смертью. Разметав пепел, обвалилось большое полено. Миякэ смотрел на него и ничего не делал. Отблески пламени бросали на его лицо нереальные тени. – Потихоньку, постепенно умирать в тесном и темном месте. Ладно бы задохнуться, но не так все просто. Откуда-то из щели проникает воздух, поэтому задохнуться не получается. Чтобы умереть, потребуется еще немало времени. Кричи не кричи – никто не услышит. Никто не хва-тится. И так тесно, что не пошевелиться. Как ни пытайся, дверца не открывается. Дзюнко молчала. – Сколько раз я видел один и тот же кошмар. Просыпаюсь посреди ночи весь в поту. И всегда умираю во сне – в кромешной тьме, жуткой и медленной смертью. Просыпаюсь, но кошмар не уходит. И это в нем самое страшное. Открываю глаза – горло ссохлось. Иду на кухню, открываю холодильник. Естественно, холодильника у меня нет, поэтому я должен понимать, что это – сон. Но в тот момент про это совсем не помню. Продолжаю думать: что-то тут не Так, – и открываю дверцу. А внутри – кромешный мрак. Лампочка погасла. Думаю про себя: неужели свет отключили, – и засовываю внутрь голову. |
