Саёко стала матерью. Это и Дзюнпэя ошеломило. Он в очередной раз понял, что колесо жизни крутится вперед, и прошлого уже не вернуть. Как к этому всему относиться, Дзюнпэй толком не знал.
– Только между нами: думаю, Саёко с самого начала ты нравился больше, – сказал Такацу-ки. Он был сильно пьян. Но в глазах сверкала непривычная строгость.
– Не может быть. – рассмеялся в ответ Дзюнпэй.
– А вот и может! Мне лучше знать. Хотя ты этого не понял. Писать красивые прочувство-ванные тексты ты умеешь, но в женском настроении разбираешься хуже утопленника. Как бы там ни было, мне нравилась Саёко. С ней никто не мог сравниться и променять ее ни на кого нельзя. Мне оставалось только одно – заполучить ее. Я по-прежнему считаю ее лучшей женщи-ной в мире. Или ты думаешь, что у меня не было на нее никаких прав?
– Кто спорит, – ответил Дзюнпэй. Такацуки кивнул:
– Но ты по-прежнему ничего не понимаешь. Почему? Потому что ты – неисправимый иди-от. Хотя какая в том разница, дурак или нет. Главное, чтобы человеком хорошим был. Вот – придумал имя для моей дочери.
– При этом самое важное я так и не понял?
– Точно. При этом самое важное ты так и не понял. Ни-че-го. А еще писатель.
– Ну, рассказы тут, положим, ни при чем.
– Вот, теперь нас стало четверо, – слегка вздохнул Такацуки. – Как ты считаешь, четыре – нормальное число?
2
О крахе отношений между Такацуки и Саёко Дзюнпэй узнал накануне третьего дня рожде-ния Сары. Об этом ему как бы виновато призналась сама Саёко. Она была еще беременна, когда муж завел себе любовницу. А теперь домой он почти не приходил. Любовница – его коллега. Но как подробно ни объясняла Саёко, Дзюнпэй не смог понять, зачем Такацуки нужно было заводить женщину на стороне. Разве не он заявил в ночь рождения Сары, что Саёко – лучшая женщина в мире. Казалось, он говорил эти слова от всего сердца. Вдобавок Такацуки до беспамятства любил дочь. Зачем при этом было бросать семью?
– Я часто приходил к вам на ужин. Ведь так? Но при этом ничего не замечал. Вы казались счастливой, чуть ли не идеальной семьей.
– Так-то оно так, – мягко улыбалась Саёко. – Но мы не врали и комедию не разыгрывали. Хотя – что из того? Теперь у него есть она, и к прошлому возврата нет. Вот мы и решили разой-тись. Только ты не принимай все это близко к сердцу. Так оно будет лучше. В разных смыслах.
Она сказала: «В разных смыслах». Как все-таки мир полон труднообъяснимых слов, поду-мал Дзюнпэй.
Через несколько месяцев Саёко и Такацуки разошлись официально. Между ними остава-лось несколько разных соглашений, но в целом расстались они без эксцессов. Ни обмена упре-ками, ни разногласий в требованиях. Такацуки ушел из дому и стал жить с любовницей, Сара осталась с матерью . Раз в неделю Такацуки приезжал к Саре в Коэндзи. С общего согласия и по мере возможности при этом присутствовал Дзюнпэй. Проще ли так было? Сам Дзюнпэй считал, что он как-то сразу постарел, хотя ему едва исполнилось тридцать три.
Сара звала Такацуки «папой», Дзюнпэя – «Дзюн-тяном». Вчетвером у них получалась словно какая-то псевдо-семья. Когда они встречались, Такацуки обычно болтал без умолку, Саё-ко выглядела так, будто ровным счетом ничего не произошло. Дзюнпэю казалось, что она ведет себя естественнее, чем раньше. Что родители развелись, Сара пока не осознавала. Дзюнпэй безу-пречно выполнял отведенную ему роль. Они, как и прежде, обменивались шутками, вспомина-ли прошлое. Дзюнпэй понимал лишь одно: это необходимо для них всех.
– Слышишь, Дзюнпэй, – сказал как-то на обратном пути Такацуки. Январская ночь, изо рта шел пар. – Тебе есть на ком жениться?
– Нет, – ответил он.
– А постоянная девчонка хоть имеется?
– Думаю, нет. |