В конце концов, я уехал не только от людей — я уезжал и от себя. От себя, говорят, не уедешь. Но я знал способ… Чтобы спастись от своей персоны, нужно отыскать как бы противоположного человека — такого, у которого все не как у тебя. Например, Пчелинцева.

   — Антон, вы какую наливку попробуете? — спросила Агнесса.

   — Какую вы, такую и я.

   — Мне нельзя, а Володя не пьет.

   — Тогда не буду, — вяло отказался я.

   — Проси морошковую, не ошибешься, — подмигнул мне Пчелинцев.

   Морошковая наливка походила на чуть разжиженный мед — такая же густая и янтарная. Казалось, кроме сладости и аромата, да еще терпкого привкуса — горькое болотце? — в ней ничего не было. Но в ней было. После рюмки я вдруг застеснялся Агнессиных больших глаз, которые при свете увеличились еще больше. И деться от них некуда. Тем более что Пчелинцев молчал, позабыв про гостя, уминая вторую тарелку грибного супа.

   — Он ест раз в день, но с волчьим аппетитом, — заметила Агнесса, радуясь.

   То ли от наливки, то ли от пряного грибного пара, но во мне тоже прорезался волчий аппетит. Таких супов я вообще не едал. А хозяйка уже подавала тушеного кролика с брусникой.

   — Хорошо живете, — сказал я, решив передохнуть.

   — Почему бы нам не жить хорошо? — удивился Пчелинцев.

   — Бывают семьи с недостатками да нехватками…

   — Лодыри. — Он сердито вонзил вилку в свою порцию кролика.

   — Ну, необязательно, — усомнился я.

   — Обязательно!

   — Обязательно, — подтвердила жена спокойно, как бы приглушая громкость Пчелинцева.

   — Я вот в трех местах вкалываю: рабочим в лесхозе, электриком и сторожем в садоводстве. Правда, сторожем оформлена Агнешка. Да еще хозяйство. У Агнешки двое детей и опять-таки хозяйство.

   Он умолк, занявшись кроликом. Кстати, нежным и сочным, сползающим с косточек от прикосновения вилки.

   — Ты сколько спишь? — спросил Пчелинцев.

   — Как придется, — ответил я и задумался над тем, над чем никогда не задумывался.

   — Во, шишки-едришки, даже не считаешь! А я летом сплю пять часов. Зато у нас все свое. Мясо — держим кролей. Молоко — две козы и козел к ним. Картошка, фрукты, ягоды, грибы… В аптеку не ходим — травами хвори пользуем. Вот и мебель своя, и мед, и банька есть… И деньги, сколько надо. Кроме работы я и лекарственные травы сдаю, и метлы вяжу, и шишки собираю на семена — по деревьям не хуже обезьяны скакаю. За прошлую зиму триста кило собрал. Кстати, из тонны шишечек-едришечек вылущивается всего десять кило семян…

   — Володя, ты человеку аппетит перебьешь разговорами.

   — Она библиотечный институт окончила, — объяснил Пчелинцев ее заботу о моем аппетите. — Грибы сдаю, а за тонну сушеных белых грибов за границей дают сто тонн пшеницы. С этого лета стал я разводить маралий корень. А его принимают по пяти тысяч за килограмм…

   В окно громко постучали. Агнесса вышла, но тут же воротилась.

   — Володя, Семеновым дверь не открыть.

   — Шишки-едришки! Заваривай чай, я рысью…

   Он ушел, оставив меня доедать кролика под надзором огромных глаз жены.