— Неужели у тебя не случалось неприятностей? — спросил я.

   — Навалом, ну и что?

   — Неужели тоска не грызла? — спросил я.

   — С садоводами бодаюсь, — нехотя сказал он.

   И вдруг я услышал незнакомый и печальный голос, будто на сеновале оказался еще кто-то, убитый горем:Неприкаянно бродят звери,Им ни правды не надо, ни лжи.Человеку свойственно верить,А без веры какая жизнь?Или я говорю нескладно,Или с буквами не в ладах…Говоришь: «Я помог бесплатно»,Людям слышится: «Мало дал».Может, это давно не ново?Смотришь людям прямо в глаза,Говоришь им: «Честное слово»,А они… просят правду сказать.Неужели доказывать нужно,Нет на свете больнее обид…Заплатил — откупился от дружбы,Не поверил — дружбу убил.Только пес мой все понимает.И хоть от роду год ему,Он не верит, а просто знает —Вместе лучше, чем одному.

   Я сел, но приставная лестница уже отскрипела.12

   Первомайка — полчаса езды автобусом — оказалась уютным поселком, раздвинувшим сосняки тремя улицами. Видимо, местным жителям сосны наскучили, поэтому перед каждым домом по-осеннему красовались березы и клены. Только у почты остались две сосны, стоявшие рядком, почти прижавшись друг к другу.

   Помещение, где были и почта, и телеграф, и телефон, удивило безлюдностью — лишь один старик писал на тетрадном листке неторопливо и мудро, как летопись.

   Меня скоро пригласили в будку. Далеко, за сосняками, пискнуло, стукнуло, крякнуло. Издалека, из-за лесов, голос жены спросил:

   — Антон, это ты?

   — Да-да, — подтвердил я.

   — Как живешь?

   — Ем рисово-куриные супы. Ну а вы как?

   — Наташка учится, я диван переставила…

   — Какой диван?

   — Антон, у нас один диван.

   — И куда переставила?

   — К телевизору. Теперь они со стенкой выглядят миленько…

   Мне вспомнилась первая командировка и первый в жизни междугородный разговор с женой. Тогда я только дул в трубку и перекладывал ее из руки в руку, будто она раскалилась. Как давно это было… Да и было ли? Не причуды ли это памяти, которой хочется порадовать душу?

   — Антон, где ты?

   — Тут я.

   — Мишка Отрубятников названивает, интересуется, когда ты вернешься. Что ему передать?

   — Передай, что он дурак.

   — Ты же знаешь, понятием «дурак» я не пользуюсь.

   — Ну да, ты пользуешься французскими духами.

   — Как ты сказал?

   Я полюбил ее за красоту. Все обалдели: моя жена красивее жен приятелей. Я пьянел от такой сцены… Играем мы в преферанс, пиджаки сняты, галстуки сдернуты, сигареты закурены — открывается дверь, и моя красивая жена в каком-нибудь хитоне вносит кофе и коньяк. Преферанс не в преферанс. И тут мне подумалось: не оскорбляет ли женщину, что ее полюбили за красоту? Больше ни за что, больше не за что. Не обижает ли?

   — Антон, где ты?

   — Тут я.