— Да все так женятся!

   — Тоже, видать, для параллельности.

   — А по-твоему как?

   — У моей лошадки были две загадки — одна про овес, вторая про сена воз. Жениться, Гена, это стать мужиком. Коллектив выстроить из себя, жены и последующих детей. Материально снабжать этот коллектив. Заботиться о супруге. Воспитывать ребятишек. Имущества скопить…

   — Мещанство, — фыркнул Генка сквозь усы.

   — Семья-то?

   — Имущество копить.

   — А как сказки русские кончаются? «Стали жить-поживать да добра наживать». Но главное, мужицкая задача, Гена, чтобы все стали счастливее, и ты в том числе, как глава семьи.

   Генка опять задумался. Оно и хорошо, на думающего человека приятно глядеть. Откровенно говоря, мне это «Стали жить-поживать да добра наживать» тоже по разуму скребет. А почему бы не так: «Стали жить-поживать да ума наживать»?

   — Ты на что-то намекаешь, отец…

   — Ага.

   — А на что?

   — Подумай, пока я ножик точу…

   Мария сидела в кухне, понурившись над куском говядины. Знала она мои слова — не первый сын женится. Ее как бы разрывало надвое: и я прав, и Генку жалко. Но терпела, и правильно делала.

   Все хорошее, говорят, от матерей. А плохое? От отцов, что ли? Все от родителей — и хорошее, и плохое. Но мать матери рознь. Хорошая мать воспитывает, а плохая ублажает.Признаться, сперва я боялся за Марию. Девок нет, одни парни — как, думаю, начнет состоять при них прислугой. Знавал я таких — за бутылкой для сынка бегали. Но Мария свою роль продумала крепко: ребята полы терли, посуду мыли, картошку таскали, пододеяльники отжимали, уж не говоря про всякие ремонты. Тут расклад такой… Мать, которая приучает сына помогать себе, слабой женщине, воспитывает мужчину; мать, которая парня обслуживает, растит не мужа и не отца, а залетного самца.

   Все это я думал, затачивая кухонный нож. И молчал, потому что Мария молчала. Само собой, я заговорил бы насчет состоявшейся беседы, да не успел — сперва в кухню дунул ветер, потом гул пошел, потом пол дрогнул… Но влетел не змей-горыныч, а Генка — здоровый он у меня малый, какой-то диковинной борьбой занимается японской.

   — Отец, ты хочешь, чтобы мы поселились отдельно?

   — Ага.

   — Но у Весты площади нет.

   — Зачем же у Весты…

   — Тогда будем меняться.

   — Нет, не будем. Нам с матерью и тут солнышко греет.

   — Тогда строить кооператив.

   — Во, уже горячее.

   — Деньги у тебя, отец, есть?

   — Как не быть, коли всю жизнь работаю.

   — И на гарнитурчик хватит?

   — И на гарнитурчик, и на абажурчик.

   Генка прошелся по кухне гоголем, поскольку перед ним открылись иные прекрасные горизонты.

   — Мы сразу на двухкомнатную…

   — А по деньгам осилите? — засомневался я.

   — Ты же сказал, что у тебя деньги есть!

   — У меня есть…

   Господи, или кто там, дай мне силенок. Ублажать-то приятнее, соглашаться-то спокойнее, поддакивать-то веселее… А когда родной сын глядит на тебя, как на жабу… Когда родная жена синим взглядом лезет тебе в душу — вот тогда и пошатнешься в своих устоях…

   — У меня-то, Гена, есть, а у тебя?

   — Что… Не дашь?

   — Не дам, сынок.