|
– Это вторжение в личную жизнь. Это недопустимо, чудовищно. Тут вам не Москва. Взгляните только на эту девочку – она же нерасцветший бутончик! Неужто вы смеете полагать, что она способна на столь гнусное деяние? – Я ровным счетом ничего не полагаю. Я же сказал: речь идет о самой обычной полицейской процедуре. Еще скажите спасибо, что я сам к вам пришел, а не вызвал вас всех в полицию. Итак, мисс Кирк? – Я была дома. У себя в комнате, в постели. Пэрли вскинул брови. – В одиннадцать часов? – Да. – Кто нибудь еще с вами был? Пол Ханна гоготнул. Ноэль Феррис выпалил: – Ну вы даете! Краска бросилась Стеббинсу в лицо. – Мы всегда так спрашиваем, – пробормотал он. – Нет, я была одна, – отрезала Марта Кирк. – В начале двенадцатого я встала, оделась и вскоре ушла. – Ее хорошенькая мордашка оживилась. – А вообще, мне это нравится. Мне никогда прежде не приходилось доказывать алиби. Похоже, у меня его нет, раз никого рядом со мной не было. Стеббинс скрупулезно заносил ее показания в записную книжку. Потом поднял голову. – А вы, мисс Бакстер? – Мое имя вы уже знаете, – сказала она. – И я вам говорила, что живу здесь три недели. Я собираюсь стать актрисой, если получится. Сейчас я сижу без работы. Сегодня утром я вышла из дому около десяти часов и отправилась по магазинам. Всего до полудня я побывала в четырех или пяти магазинах. Тамми сидела в профиль ко мне, поэтому я не видел, как она владела своим лицом, но тон был абсолютно естественный. По себе знаю, как непросто врать, когда рядом сидит почти незнакомый человек, который знает правду и способен тебя разоблачить. У Тамми это вышло просто замечательно. Стеббинс перевел взгляд на Ферриса. – А вы, сэр? – Меня зовут Ноэль Феррис. – Он повторил имя и фамилию раздельно, по буквам. – Безработный актер. Безработный – потому что, если делать выбор между съемками на телевидении и голодом, то я выбираю голод. Живу здесь уже полтора года. Сегодня утром, начиная с половины одиннадцатого, я обходил агентства по трудоустройству актеров. – Сколько именно? – По моему, в общей сложности четыре. – Вы можете подтвердить свое алиби на одиннадцать часов? – Сомневаюсь. Даже пытаться не буду. На мой взгляд, это верх нелепости. – Возможно. – Стеббинс перевернул страничку. – А вы, сэр? – Пол Ханна. С двумя «н». – Он стоял за стулом Тамми с чашкой кофе в руках. Стоя, Ханна казался даже моложе, чем сидя. – Я репетирую в спектакле «По долгу совести», который пойдет в театре «Гриб» следующего месяца. Надеюсь, что пойдет. – Сколько вы уже здесь живете? – С сентября. Четыре месяца. – Где вы были сегодня в одиннадцать утра? – Я гулял. – Где именно? – Я шел отсюда на Боуи стрит. В театр. – До Боуи стрит отсюда три мили. Неплохая прогулка. – Да, я часто хожу в театр пешком. Что ни говори – тренировка, да и деньги на автобус сберегаю. – С вами кто нибудь был? – Нет. Пэрли повернул голову дальше. – И наконец, вы, сэр? Рэймонд Делл провел ладонью по пышной седовласой гриве и гулко прокашлялся. – Все во мне противится вам отвечать, – провозгласил он. – Вы нарочно оставили меня напоследок. Отвечу я лишь для того, чтобы ускорить ваш уход. Меня зовут Рэймонд Делл. Известное имя, да? Живу я здесь уже четыре года. В настоящее время не сцене и на съемках не занят. |
