Ты еще успеешь посмотреть ей вслед.
– Ну и ничего интересного, – завертела узелком веревка. – Подумаешь, невидаль – обычная искра, даже не из самых больших. Возможно, мне показалось там, под плащом, – обиженно намекнула она на запрет, – но, по‑моему, ты провозился с ней ужасно долго. Раз уж я ничего не видела и не слышала – на что не пойдешь ради некоторых, – то, надеюсь, ты расскажешь все сам…
Обиженный тон веревки явственно давал понять, что иначе ее дружеское расположение останется под вопросом.
– Чудные у этих людей представления о нематериальной жизни. – Маг тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. – Оказывается, они воображают, что повелители добра и зла борются за обладание их искрами. В жизни не слышал такой чепухи! Как кому‑то можно обладать божественной искрой? Она же изначально свободна.
– А при чем тут колдун? – потребовала Талеста. Ее не так‑то просто было отвлечь от упущенного.
– Он подробно объяснил мне все, – сказал Маг. – Если что‑то кому‑то нужно, значит, это можно ему продать. И что ты думаешь – люди вовсю развернули торговлю своими искрами. У большинства это единственная ценность, да и то сомнительная – лично я не дал бы за нее и медяка, – но они ее почему‑то оценивают очень высоко. Этот старец, например, потребовал за нее ни много ни мало, а целую повторную жизнь. Ну, я и подумал: раз он говорит, что не успел главного, но теперь знает, что нужно делать, так почему бы не дать ему попробовать?
– Ты это сделал?! – встревожилась веревка. – Тебе теперь вовек не отчитаться перед Императором!
– Мало ли мы делали глупостей в этом мире? – пожал плечами Маг. – Одной больше, одной меньше. По крайней мере, я узнал, что у этого колдуна считается главным. Я полагал, что он с удвоенной силой возьмется за познание мира, а он начал новую жизнь с того, что соблазнил добродетельную девицу.
– В каком‑то смысле это тоже познание мира, – глубокомысленно заметила Талеста.
– Вскоре она надоела ему, и он ее бросил, – усмехнулся Маг. – Девушка сошла с ума от горя, она задушила своего новорожденного младенца и была казнена, но мой подопечный как‑то не очень обратил на это внимание – его голова уже была занята другими побуждениями. Высокими, разумеется.
– Ну конечно, какими же еще? – поддакнула веревка.
– Я тогда намекнул ему, не закончил ли он свое главное дело и не пора ли ему в перевоплощение? Но, что ты думаешь – он, оказывается, только вошел во вкус. Сказал, что не собирается отдавать свою драгоценную искру по дешевке. Представляешь, что он воображал о своей убогой, замызганной душонке?
– Ты, конечно, сразу же отправил его перевоплощаться? Правильно сделал.
– Увы, веревочка, я, видимо, так устроен, что никогда ничего не делаю правильно, – вздохнул Маг. – Он заявил, что собирается осчастливить человечество, но для этого ему нужна полная власть над миром и самая прекрасная женщина всех времен и народов. Даже назвал какая. И разумеется, неограниченный срок жизни, чтобы он собственными глазами убедился во всеобщем счастье. И когда он сам скажет мне, что совершенно всем доволен и ему больше нечего желать, – вот тогда я, так и быть, заберу его искру. А до тех пор я должен быть у него на побегушках.
– Он потребовал так мало? – хихикнула Талеста. – Неужели больше ничего?
– Нет, ничего, – хмыкнул в ответ Маг. – На редкость скромный и воздержанный парнишка. Я решил, что такая скромность заслуживает вознаграждения.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что поставил весь мир на уши, чтобы исполнить прихоть какого‑то человечка? – ужаснулась она. |