– Антонио велел встретить его у входа. Я никогда с ним не спорила. Подчинилась и на этот раз.
– А как же ваш муж?
– Боюсь, он привык к этому так же, как и я, – ответила она. – Я предупредила его, что вечером меня не будет, а он ничего не стал выпытывать.
– Но вы ведь не появились дома и утром. Как же так?
– Стыдно признаваться, но Маурицио привык и к этому, – грустно отозвалась Франка.
– А, – только и нашелся что сказать Брунетти. – Так что там произошло?
– Комиссар! – Франка облокотилась о стол и положила подбородок на сложенные руки. – А почему я должна вам это рассказывать?
– Потому что рано или поздно вам придется излить кому‑нибудь душу, а я – вполне подходящая кандидатура, – не моргнув глазом, ответил Брунетти.
Ему показалось, что взгляд Франки смягчился.
– Впрочем, я всегда знала, что тот, кто любит Цицерона, не может быть плохим человеком, – вымолвила она.
– Не такой уж я и хороший, – совершенно искренне сказал Брунетти. – Но меня гложет любопытство, и я бы хотел помочь вам – насколько это позволительно в рамках закона, естественно.
– Цицерон всю свою жизнь врал напропалую, не правда ли? – спросила вдруг Франка.
Брунетти сначала оскорбился – пока не сообразил, что она задала ему вопрос, а не сравнила его с древним оратором.
– Во время судебных разбирательств, вы хотите сказать? – уточнил он.
– Да. Он подделывал улики, подкупал свидетелей, если их можно было подкупить, искажал истину, да и вообще, пользовался самыми низкопробными и подлыми трюками, известными адвокатам. – Франка с явным удовольствием перечисляла список прегрешений Цицерона.
– Но личной жизни это не касалось, – заметил Брунетти. – Может, он и впрямь был тщеславным и слабым человеком, но никто не посмел бы назвать его подлецом. Он был честен и смел, – сказал он.
Франка внимательно смотрела на комиссара, обдумывая его слова.
– Я сказала Антонио, что вы из полиции и пришли, чтобы его арестовать, – заговорила она. – Он всегда таскал с собой пушку. Я успела хорошо его изучить… – сказала она и вдруг умолкла, ка к будто прислушивалась к звуку собственного голоса. – Я знала, что ему ничего не стоит пустить в дело пистолет, – продолжила Франка. – Но потом он увидел, что у вас – и у вашей коллеги – в руках оружие, и я шепнула ему, что стрелять нет никакого смысла, ведь семейные адвокаты вытащат его из любых неприятностей. – Франка поджала губы, и Брунетти вздрогнул – это было на редкость непривлекательное зрелище. – И он мне поверил. Хотя, может, он просто растерялся и не знал, что делать. Я велела отдать мне пистолет, и он послушался, – заключила она.
Громко хлопнула дверь, и они, вздрогнув, обернулись на шум. Оказалось, мамаша с коляской безуспешно пыталась выбраться из кафе на улицу. Одна из двух женщин, занимавших столик у входа, вскочила и придержала мамаше дверь, выпуская ее наружу.
Брунетти посмотрел на Франку:
– А что вы сказали ему потом?
– Я ведь уже упоминала, что к тому моменту я прекрасно знала, что он собой представляет? – уточнила она.
– Да, – кивнул Брунетти.
– Ну так вот. Я сказала ему, что он – педик. И трахается как педик. И вообще, он захотел меня только потому, что я не похожа на настоящую женщину. – Франка выжидающе смотрела на Брунетти, но тот молчал. – Разумеется, это полный бред. Но я знала Антонио и предугадала развитие событий. |