– Чего он от вас хотел? – спросил Брунетти.

– Не чего, а кого. Меня, комиссар, – с грубоватой прямотой ответила Франка. – Я два года с ним встречалась, и прекрасно знаю, что он за птица… – Она замялась, подыскивая нужные слова. – Он был человеком… с мерзкими наклонностями. – Брунетти никак не прокомментировал ее слова, и Франка продолжила: – Как сын Тарквиния, комиссар. Точь‑в‑точь, как сын Тарквиния.

– Террасини не угрожал вам, что сообщит все полиции? – спросил Брунетти, хотя ему самому это казалось маловероятным: обратись Антонио в полицию, ему пришлось бы признаться в убийстве.

– Нет‑нет, ничего такого не было. Он просто сказал, что моему мужу совсем не хотелось, чтобы мне стало известно о том, что он натворил. Ни один мужчина, заявил Антонио, не пожелает, чтобы жена узнала о нем такое. – Франка повернула голову, и Брунетти увидел, как туго натянулась кожа на ее шее. – Он убеждал меня, что Маурицио несет полную ответственность за то, что случилось. – Она покачала головой. – Говорю вам, он был вовсе не дурак. Кстати, он учился в католической школе, – добавила она. – У иезуитов.

– И что он сделал потом? – продолжил беседу Брунетти.

– Предложил нам заключить соглашение – он так и сказал: «соглашение», – чтобы до Маурицио так и не дошло, что я в курсе произошедшего.

– Такое же «соглашение», какое сын Тарквиния навязал Лукреции? – уточнил Брунетти.

– Именно, – устало ответила Франка. – Если я соглашусь принять его условия, сказал он, Маурицио никогда не узнает, что мне все известно. Что это он рассказал им о дантисте и предложил Антонио эту «сделку» – разумеется, согласно версии Антонио. И что он сообщил ему имя дантиста. – Франка обхватила ладонями чайник, словно внезапно озябла.

– И? – спросил Брунетти.

– И тогда я, чтобы спасти честь своего мужа… – начала Франка, увидела, как изменилось выражение лица Брунетти, и с нажимом повторила: – Да, комиссар, для того, чтобы спасти его честь и позволить ему и дальше верить, что я уважаю и люблю его – а это чистая правда, так как я и впрямь люблю, любила и всегда буду его любить, – я согласилась на условия Террасини. Это был единственный выход. – Отняв ладони от теплых боков чайника, она аккуратно положила руки на стол.

– Ясно, – кивнул Брунетти.

Франка жадно осушила чашку, забыв добавить в чай меду.

– Вам это кажется странным, да? – спросила она.

– Синьора, я не уверен, что слово «странный» здесь подходит, – уклонился от ответа Брунетти.

– Знаете, комиссар, я на все готова, чтобы защитить честь моего мужа. Даже если он и в самом деле приказал им убить того человека! – Франка произнесла это так громко, что две женщины за столиком у входа удивленно обернулись – кто это там расшумелся.

– Тогда, в Австралии, Маурицио ни на минуту не отходил от меня. Он каждый день приезжал в больницу, каждый божий день! А когда меня перевели в отдельную палату, сидел со мной с утра до ночи. Он забросил все дела, не интересовался бизнесом, занимался только мной. Сын постоянно ему названивал, требовал, чтобы отец срочно возвращался, но он оставался со мной.