|
Держал меня за руку. Подтирал за мной, когда меня рвало, – тихим, бесстрастным голосом говорила Франка. – А потом, когда все кончилось, после всех этих операций… Он меня не разлюбил. – Взгляд ее затуманился. Мыслями Франка была в Австралии. – Когда после последней операции я захотела посмотреть на себя, мне пришлось идти в общий туалет. В моей палате не было зеркала. Маурицио приказал его убрать. Сначала я не обратила на это внимания, мне было не до того. Но потом это показалось мне странным. Я спросила его, почему здесь нет ни одного зеркала. – Франка рассмеялась, тихо и мелодично: прекрасный звук, подумал Брунетти. – А он сказал, что понятия не имеет, что сам только что заметил, но, наверное, в Австралии не принято вешать зеркала в больничные палаты. Тем же вечером, как только Маурицио ушел, я выбралась из палаты и по коридору дошла до общего туалета. И увидела вот это. – Франка ткнула себе в лицо и облокотилась на стол, прижав к губам три изящных пальца – она как наяву видела то зеркало и свое отражение в нем. – Это было ужасно. Носить эту бессмысленную, бесполезную маску – ни улыбнуться, ни нахмуриться, ничего! – Франка отняла от губ пальцы. – Но главное потрясение ждало меня впереди. Когда меня увидели другие люди. Я понимаю, что чувства просто так не скроешь. Первой реакцией посторонних на мое лицо был страх. Но спустя мгновение он сменялся пуританским осуждением, как бы они ни пытались его скрыть. «La super liftata» , – сказала Франка звенящим от гнева голосом. – Вот как они меня зовут.
Брунетти решил, что на этом ее рассказ подошел к концу, но вновь ошибся. – На следующий день я призналась Маурицио, что нашла зеркало и видела, на кого стала похожа. Но он заявил, что это совершенно не важно. Я до сих пор помню, как он махнул рукой и сказал: «Sciochezze» , как будто его вообще не волновало, что мое лицо превратилось в кошмар. – Франка отставила в сторону чашку и блюдце. – И знаете, я ему поверила. Я и сейчас верю, что он не кривил душой, говоря это. Для него я – все та же юная девушка, на которой он когда‑то женился. – А что насчет последних двух лет? – спросил Брунетти. – Что вы имеете в виду? – вскинулась Франка. – Неужели он так ничего и не заподозрил? – Заподозрил что? Что Антонио был моим – как бы это сказать? Моим возлюбленным? Пойдет ему такое название? – Не очень, – признался Брунетти. – Так что, ваш муж ни о чем не подозревал? – Надеюсь, что нет, – последовал немедленный ответ. – Но я не в курсе, о чем знает мой муж, а о чем не знает. Если он вообще позволяет себе об этом думать. Для него не было секретом, что мы с Антонио проводим много времени вместе, но, как мне кажется, он боялся задавать мне лишние вопросы. А сама я ничего не могла ему рассказать, понимаете? – Откинувшись в кресле, Франка скрестила на груди руки. – Все это страшно банально, не так ли? Старик‑муж и его молодая женушка. Разумеется, супруга при первой возможности найдет себе любовника, как же иначе. – «И оба мы от правды далеки», – неожиданно для самого себя произнес Брунетти. – Что‑что? – не поняла она. – Да нет, ничего. Просто моя жена так часто говорит, – ответил Брунетти, не вдаваясь в дальнейшие объяснения – он и сам не очень понимал, из каких закоулков памяти извлек вдруг эту цитату. – Вы не расскажете, что произошло между вами вчера вечером? – спросил он. – Рассказывать‑то особенно нечего, – откликнулась Франка все тем же уставшим голосом. |
