Статью. Я обещал.
— Какая статья? Вы на пол сбрасываете все бумаги.
— Я подниму.
— Григорий Михайлович, это ненормально. Подумайте сами, у вас одышка, слабость. Это не шутки. Ну вы же взрослый человек...
— Я все сказал, — отрезал Данилевский и попытался подняться.
— Подождите. — Тим вскочил первым. — Я нашел кое-что. Погодите, пожалуйста.
Рванул из комнаты, схватил куртку. От нее пахло парфюмом и пудрой. Даже в носу засвербило. Тим бросился обратно. Данилевский копошился с фотографиями — перевязывал их тесемочкой, но пальцы слушались плохо.
— Вот, посмотрите. Это фото я нашел у вас в архиве. А это дал мне на хранение друг. Представляете, какое совпадение?
Данилевский нехотя посмотрел на оба снимка, отвернулся и продолжил ковыряться с тесемкой.
— Это странно, конечно, но не имеет никакого отношения к делу, — проскрипел он. — Своими выходками вы отвлекаете меня от работы, Тимур.
— Нет, вы послушайте. Друг сказал, что на этом фото его отец!..
Данилевский наконец справился с узелком.
— Что вы хотите этим сказать?
Тим замер. Ответ невозможно было бы отменить. Стоит только ему прозвучать, как неожиданное совпадение обретет причины и последствия. Изменит все. И жизнь Данилевского, и странное существование Шифмана. И его, Тимову, жизнь. Но белый треугольник, расползавшийся по лицу старика, не оставлял вариантов.
— Возможно, мой друг окажется вашим сыном.
За окном тревожно сигналили машины, заполнявшие дороги в предвкушении вечерних пробок. Город снаружи размеренно двигался и гудел, а внутри квартиры повисла густая тишина. Только Данилевский сипло втягивал в себя воздух, и поскрипывала в пальцах Тима куртка.
— Вы говорите глупости, Тимур. Я прошу вас выбросить их из головы. — Данилевский оперся на диван и поднялся на ноги. — Мне нужно работать.
— Нет, подождите, все сходится! Здесь трое мужчин, да. Но такое совпадение не может быть случайным. Не может же?
Данилевский остановился напротив Тима.
— Дайте мне пройти.
— Посмотрите на эту женщину. Она могла родить от вас ребенка в девяносто первом?
Капилляры в глазах Данилевского налились кровью, пожелтели белки. Это был взгляд бесконечно уставшего человека. Ничего от прежнего Данилевского — болтливого, проницательного и интеллигентно мягкого, в нем не осталось.
— Нет, Тимур, эта женщина не могла родить от меня. Ни в девяносто первом. Ни в любом другом году.
Тим хотел было сказать что-то еще, уболтать, уговорить старика, но тот перебил его.
— А теперь я прошу вас уйти. Вы ведете себя непозволительно, и я не хочу вас видеть. Ключ оставьте на тумбочке. До свидания, Тимур.
И с неожиданной силой толкнул его в плечо, чтобы освободить себе дорогу. Пока Тим копался в прихожей, не попадая трясущимися руками в рукава куртки, старик успел доплестись до кабинета. Скрипнул стул. Раздался шелест бумаги. Это еще одна страница бесконечной статьи полетела на пол.
Тим вышел и беззвучно прикрыл за собой дверь. Он встал у подъезда, но решить, куда ему идти, не смог. Внутри едко ворочалась обида, помноженная на четкое осознание — он все испортил. Столько лет бережно подкладывал соломку под странную дружбу с Данилевским. Боялся, как бы не обидеть старика. Как бы не задеть профессорские чувства нечаянным панибратством. А потом взял и забрался в самое личное из возможных пространств. Отчего бы не поковыряться в интимной жизни университетского руководителя? Почему бы не разворошить его архив? От злости на себя хотелось срочно куда-то бежать, кому-то звонить, решать что-то. Вместо этого Тим набрал Ельцову.
— Я облажался.
— Какие неожиданные новости, Тимочка, — хохотнула она. |