У Яра всегда были страшные глаза.
Нора со вздохом притормозила. Почесала спящую кошку за белым ухом и пошла к дому.
…
Она была готова долго стучать. Готова была просто постоять перед закрытой дверью и уйти, но дверь оказалась открыта. Ничего хорошего это не сулило, и прежде чем подняться на последний пролет Нора достала из сумки пресс карту, проверила, работает ли диктофон, и включила маленький цифровой фотоаппарат.
В квартире было тихо. Нора постучала по косяку и не успела представиться, как ее схватила за руки неизвестно откуда возникшая женщина.
– Вы из милиции?!
– Из газеты, – ляпнула она, сунув ей пресс карту. – Что здесь происходит? – строго спросила Нора, понадеявшись, что суровый тон женщину напугает, и она ответит раньше, чем сообразит, что ее нужно выставить.
Она выглядела вполне благополучной – была хорошо одета, серый костюм немного не по размеру, но на брюках даже были стрелки. Легкий макияж, простенькие духи, темные волосы убраны в аккуратный пучок – казалось, она только из офиса или с ресепшена гостиницы. Но глаза у нее были безумные.
– Как узнали… как быстро вы узнали… – бормотала она.
– Милицию вызвали? – спросила Нора, доставая из сумки камеру. Женщина часто закивала. – Давно? Вот и отлично. Рассказывайте, что у вас случилось. Фотографии давайте, – наугад сказала она.
Впрочем, тут и угадывать ничего не надо было.
– Дочка отвечать перестала… вчера утром звонила, и вечером звонила… – всхлипнула она. – А она не отвечает… Мне врачи сказали два раза в день ее проверять… Вот, держите, это самые свежие…
Она сунула несколько фотографий, которые Нора бегло осмотрела. Ежик белых волос, в курносом носу простая сережка. В глазах – вызов пополам с тоской. Нора незаметно положила их на полку под зеркалом.
– Наркотики? – Ответ на этот вопрос она и так знала, но ей очень нужно было, чтобы женщина ей поверила. И рассказала все до приезда милиции.
Женщина опасливо покосилась на камеру и кивнула.
– Только вы про это не пишите. Она хорошая, просто когда подружку ее убили – испугалась… Ося не такая совсем, она потом сама жалела, и лечилась, все делала, что врачи говорили…
– Так, – подбодрила Нора. – Давайте осторожно, вдоль стенки пройдем, тут следы могут быть.
В коридоре снимать было нечего, поэтому она справилась быстро. Кухня тоже была в порядке – если бы Нора не торопилась, обязательно порылась бы в ящиках, а так пришлось только снять пустой стол, пару грязных тарелок в раковине и, натянув шерстяные перчатки, аккуратно открыть шкафы, не касаясь ручек.
– Она мне всегда отвечала. Пару раз только не ответила, потому что спала. А теперь… вот…
– А почему вы вечером к ней не приехали?
– Я сразу поехала, когда она не ответила! Просто я была в другом городе, сразу на попутку… И в милицию позвонила, но они сначала не хотели приезжать, думали она… ну, к друзьям своим сбежала…
– А что то странное было в последние дни?
Спальня заинтересовала Нору больше. Окно было распахнуто, и белый кружевной тюль то выдувало на улицу, то затягивало обратно. По полу были рассыпаны книги, но их, кажется, не сбрасывали с полок. Скорее собрали в стопку, а потом уронили. На стенах плакаты с Линдой, Долорес О’Риордан, Машей Макаровой, несколько белых карточек со стихами. Один обрывок был прилеплен прямо на лицо Линды – мятый белый клочок, на котором торопливо красной ручкой было выведено в одну строчку: «Вечерние ветры вишневый цвет обрывают, и людям, и миру говоря: «Не страшитесь смерти». Между книг стояла полная пепельница, лампа с треснувшим абажуром. |